Звеня пивными бутылками в пакете и шурша упаковкой воздушной кукурузы под мышкой, я кое-как отомкнул дверь офиса. Воздух внутри был раскален до состояния огненной плазмы – все вокруг чуть ли не плавилось и не дымилось. Ничего удивительного, сегодня была аномальная жара. Я поставил тяжелый пакет на пол возле стола, открыл окно и плюхнулся на диван, чтобы хоть немного перевести дыхание… Однако кожзаменитель был так раскален, что я тут же вскочил – предзакатное солнце беспощадно жарило диван через линзу окна. К сожалению, отдохнуть на нем было абсолютно невозможно. В который раз я мысленно пообещал себе наконец-таки обзавестись бамбуковой шторкой на окно, какие продавались в каждом сувенирном павильоне на Приморском бульваре.
Ну а пока что я подошел к умывальнику и подставил голову под струю холодной воды. Еще минуту назад мне казалось, что сердце с трудом проталкивает по разбухшим сосудам сгустки крови, а теперь вроде бы немного полегчало. На ходу вытирая лицо и волосы полотенцем, я вернулся к окну. Охладившись до кондиции слегка подтаявшего мороженого, я сел за стол, включил ноутбук и достал из тайника все бумаги по «делу о награждении почетной грамотой», добавив к ним новые из моего блокнота. Пока загружался компьютер, я разложил на столе листки в нужной последовательности. Общая картина была ясна как день, и теперь предстояло поработать руками, возможно, всю ночь… И я открыл о край стола запотевшую бутылку пива.
Тем временем экран засветился, и на нем появилась заставка с захватывающим видом Лос-Анджелеса. Однако что-то там мне сегодня не понравилось, а что конкретно – не понятно. Я пристально вгляделся в панораму с даунтауном на переднем плане и виллами, разбросанными по бесформенным серым холмам, и наконец догадался: в городе ангелов, как всегда, было все окей, мне не нравилось лишь расположение ярлычка файла с названием «растакая-то грамота». Негоже было ему болтаться по задворкам, и я переместил его с холмов ближе к центру, примерно на Голливудский бульвар. Здесь он был на месте. Но теперь мне не нравилось его название. Я выделил первое слово и набрал на клавиатуре слово «позорная». Вот теперь точно – все было в порядке, и я кликнул по ярлычку дважды…
От напряжения глаза ощутимо болели и уже плохо фокусировались, но задача в целом была выполнена: не считая редакторской правки и корректуры, статья была готова. Щурясь в полутьме, я посмотрел на часы. Было три двенадцать ночи – чертовски хотелось хоть немного отдохнуть. Время тянется, только когда поплевываешь из окна, а когда занят работой, оно пролетает незаметно. Так и сегодня, не учитывая небольших перерывов для пробежек в дальний конец коридора, где укромно располагался ватерклозет, я и не заметил, как ухнуло больше шести часов.
Подняться с места оказалось не так просто, но все же я встал и, покачиваясь, походил вокруг стола, разминая затекшие мышцы и суставы. Ночью в Горноморске становилось прохладно даже летом – из приоткрытого окна проникал промозглый воздух с моря. В комнату ворвался очередной порыв ветра, я поежился и сразу вспомнил, что можно было утеплиться. В шкафу, помимо запаса еды, на нижней полке лежала старая куртка и добротный синий плед, выигранный в лотерею в Луна-парке несколько лет тому назад. Я закутался в него и продолжил вечернюю прогулку по офису.
Мерцающий монитор ноутбука освещал все предметы неестественным белым светом, а за окном чернела непроглядная тьма. Непривычная панорама привлекла мое внимание. Я остановился и вгляделся в даль. Казалось, там больше нет ничего: ни моря, ни гор, ни звездного неба – ничего, кроме небольшого, густо застроенного треугольного островка, прошитого ровными линиями тусклых желтых огоньков двух бульваров, проспекта с набережной да нескольких аллей. Возникло ощущение, будто я нахожусь не в знаменитом курортном Горноморске, а в каком-то крошечном и заурядном городишке, да еще и затерянном где-то на самом краю Земли. Эта иллюзия мне совсем не понравилась, и я поскорее вернулся к белому свету монитора – подальше от пугающей черной пустоты за окном.
Глава 17
Наутро, после бессонной ночи, напряженной работы и пивного излишества, я чувствовал себя хуже некуда: тело было вялым, мышцы неприятно тянуло, голова гудела, глаза болели и перед ними то и дело мелькали черные зигзаги, но я не показывал слабину, хоть и немного покачивался, стоя на ватных ногах в кабинете председателя общественного центра заслуженных работников «Курортздравсервиса». В третий раз я рассматривал хвастливые фотографии на стене, однако, вместо «достижений», которыми Липа так гордилась, теперь я видел лишь картину краха человеческой судьбы.