Кто позвонил в культуру якобы из управления аппарата и предложил несчастной Кордилине купить губернаторскую грамоту, Лёша? Впрочем, можете не отвечать, мне не важны детали. Я думаю, такой же звонок получили и все остальные претенденты, верно? Я понял ваш замысел: опорочить всех лауреатов – мол, не хотите ли губернаторскую грамоту? Подумайте и перезвоните… Естественно, после подобного скандала Зина выглядела бы само́й невинностью благодаря публикации во всех газетах. И администрация, испугавшись огласки, была бы вынуждена вручить главную награду простой поварихе, а не кому-то из алчных склочников, правда? Вижу по глазам, что угадал.
Признаться, я сразу заподозрил что-то неладное, когда вы высокомерно начали меня учить, как работать и что писать. Вас бы устроило, если бы я, как сверчок, действовал тихо и незаметно. Но только вы не учли, что такие вещи все равно никогда не остаются в тайне, да и со мной вы ошиблись – я совсем не тот человек, чтобы таиться и делать подлости.
Липа снова подала голос:
– Да-а-а… – выдохнула она. – Прав оказался, этот, как его, Южный, Южный. Не послушалась его, связалась с сумасшедшим, сумасшедшим.
Я никак не отреагировал на очередное оскорбление. Удивительно, но эти слова звучали как похвала, раз Липа воспринимала меня как противоположность себе.
– Да, Липа, как ни планируй, а происходит все по своим законам. Так и здесь: когда Лёша по глупости пожаловался своему крутому покровителю, что какой-то журналистишка задирает его жену, Бабуин сразу догадался, что тут не обошлось без вас – ведь он вас очень хорошо изучил. Действительно, при чем тут какая-то повариха, когда речь идет о почетной грамоте?! Вообще говоря, больше всех грамота была нужна именно Бабуину: он хотел воспользоваться этим мероприятием в качестве предвыборной кампании на должность депутата городской думы. Кто знает, может, он даже метил попасть в кресло главы города?.. А тут вдруг – повариха, да еще и Лёшина жена.
Бабуину очень не понравился возникший ажиотаж вокруг «его» грамоты, и он немедленно начал действовать. Предварительно он подослал ко мне Лёшу, чтобы меня «прощупать» – мол, как следует попугай журналиста. Тем самым он хотел проверить, можно ли на меня рассчитывать, то есть насколько я принципиальный и честный. Я выдержал испытание Лёшей, и на следующий день Бабуин от моего имени позвонил несчастной невропатке Кордилине и на всякий случай, чисто по старой привычке, запугал ее, уж не знаю, чем именно – неважно. Потом – звонок мне, чтобы удостовериться, что я работаю на вас и отвлечь меня, втянув в скандал с Кордилиной. Но он не мог даже предположить, что я больше заинтересуюсь самими мышами, а не их возней.
Пока я выполнял корреспондентскую работу, в тени заваривалась дьявольская каша. Бабуин анонимно снабдил меня одним документом, самим по себе ничего не значащим. Скорее всего, это был просто намек на то, что у кого-то где-то имеются доказательства вашей грабительской деятельности в должности заведующей столовой пансионата «Зеленая пуща».
– Это клевета! – завопила Липа. – У тебя нет, это самое, как его, доказательств!
– Вот-вот! – подтвердил я свои мысли. – Расчет Бабуина мне понятен: он хотел, чтобы я тупо показал вам эту бумажку и вы, испугавшись, но при этом, извините за сравнение, не обделавшись, отказались бы от затеи с грамотой. Но мне не нравятся нечестные методы, поэтому я не пошел на поводу у «тайного доброжелателя». Хотя и без меня все так и вышло, как он запланировал: вы безумно перепугались, когда узнали, что администрация пытается выяснить, кто нанял журналиста. Тогда они сразу догадались бы, кто отправил им анонимку якобы из прокуратуры… Да-да, не удивляйтесь, это ту, где написано «…провести проверку мероприятия по вручению почетных наград…» ну и так далее – мне чудом повезло ее увидеть у вас в кабинете. А ведь об этом обязательно стало бы известно и Бабуину.
Может быть, он даже звонил вам и спрашивал о чем-то подобном. Может быть, вы даже соврали ему как обычно – этого я не знаю. Я только знаю, что вы отказались от своего грандиозного плана, о чем и сообщили мне. Думаю, вы также поручили Лёше передать Бабуину, что вы, мол, «отшили» журналиста-шантажиста.
Липа старательно приглаживала седые щетинистые волосы на голове – прихорашивалась. Конечно, внешняя форма важнее внутреннего содержания человека, подумалось мне.
Мне вдруг стало весело, и я насмешливо переспросил:
– Так что, говорили, Липа?
Она презрительно посмотрела на меня, но ничего не ответила: как и в случае с Кальман, все морально-этические аспекты были ей по борту. Что ж, пора было кончать с этим фарсом. Голова раскалывалась от тупой, ноющей боли, во рту пересохло.