— Ведут белых террористов! — язвительно заметил какой-то рабочий.
Надо полагать, ирония, скорее всего, относилась к вспотевшим полицейским с надутыми красными физиономиями.
До вечера было еще далеко, стоял жаркий летний день. В Доме профсоюза печатников люди сидели в большом читальном зале, однако никто не читал, собравшиеся тихо обсуждали события; лишь в одном углу четверо молодых людей за двумя досками сосредоточенно играли в шах-маты. Эгето поздоровался; кое-кто взглянул на него и безразлично кивнул в ответ, но один человек решительно поднялся с места и подошел к нему.
— Добрый день, товарищ Эгето, — сказал он серьезно.
Толстяк — технорук из типографии Толнаи, по фамилии Винцеи, — сделал вид, будто вовсе не заметил прихода Эгето и что-то проворчал себе в усы. Один из шахматистов приветливо махнул Эгето рукой и вновь углубился в игру.
Эгето и подошедший к нему человек стояли у отворенного окна, из которого была видна афиша кинотеатра «Омниа»: «Андра Ферн. Раскрашенный мир». Внизу собирались дневные кинозрители.
— У вас тоже? — тихо спросил человек у Эгето. Он был наборщик, и звали его Берталан Надь.
Эгето кивнул.
— Паршивые собаки! — сказал Надь, и глаза его сверкнули. — Им даже слабого ветерка довольно… а может, они с самого начала выжидали момент, когда можно будет предать.
В помещении не слышно было ни звука.
— Румыны уже на окраине города, — прозвучал чей-то голос за длинным зеленым столом. — Что поделаешь…
— Как это, что поделаешь? — отозвался пожилой буквоотливщик. — Перво-наперво нас обезоружили, ну а белым… — И он ударил кулаком по столу.
Два человека встали и подошли к Эгето. Их лица были угрюмы.
— Что нового в В.? — спросил один.
Эгето опустил голову.
— Что нового? — проговорил он глухо. — Об этом вы у товарища Пейдла спросите да на улице Тарнок и на улице Дороттья.
— Но румыны… что поделаешь… — вновь прозвучал тот же голос.
— А почему у полицейских оружие? Откуда оно у них? — спросил буквоотливщик. — Контрреволюционные собаки!
Воцарилась глубокая тишина.
— Хватит большевистской болтовни! — вдруг окрысился толстый технорук. — Вот что принесла нам эта болтовня… — Он встал, за ним поднялись еще двое.
— Коллеги, — примирительно сказал сухопарый метранпаж, — не будем заниматься политикой в такое смутное время…
Заявление это сперва было встречено молчанием; все, кто был в комнате и слышал его слова, словно онемели, но через миг поднялся оглушительный рев, люди кричали, их лица побагровели.
— Вот как! — взвился над ревом насмешливый голос Эгето. — Вот как! Скажите-ка это белым!
— Пошли, — буркнул толстый технорук. Он и еще два человека направились к выходу. На несколько секунд они задержались возле группы мужчин, собравшихся вокруг Эгето, и посмотрели на них в упор. Нависла такая напряженная, грозная тишина, что каждый чувствовал: что-то сейчас произойдет. На лбу толстого технорука вздулись вены.
— Убийцы, — прошипел он и сплюнул.
В то же мгновение наборщик Надь размахнулся, прозвучала звонкая пощечина. Технорук взвыл и схватился за стул, на его багровой от прилившей крови физиономии четко выделялся белый след пощечины. Несколько мужчин тут же рванулись вперед и встали между ними; секунда — и трое уже крепко держали наборщика, а трое других — толстого технорука, хрипящего и скрежещущего зубами от бешенства. Потом обоих отпустили, и толстяк со своими приятелями пошел к выходу. Но в дверях он обернулся и посмотрел на оставшихся налитыми кровью глазами.
— Вот вам и рабочее единство! — иронически заметил сухопарый метранпаж, державшийся особняком.
— С предателями? — спросил буквоотливщик.
Метранпаж промолчал.
В это время вошел комендант дома. Он посмотрел на стол и на стулья, стоявшие в беспорядке, но на людей взглянуть не решался.
— Прошу вас, товарищи, — заговорил он негромко, — прошу вас, освободите зал. Нам следует избегать любой провокации… — добавил он виновато.
— А вы позвоните Пейдлу, — тотчас раздался чей-то насмешливый голос.
— Нас уже из собственного профсоюза выгоняют! — проговорил старый буквоотливщик, и усы его воинственно ощетинились. — Вот до чего мы дожили!
— Позор! — воскликнул Надь.
Комендант развел руками и вышел. В читальном зале наступила тишина. Несколько человек уселись за зеленый стол и принялись демонстративно читать газеты. Два шахматиста с очень мрачными лицами продолжали прерванную партию. Два других шахматиста некоторое время слонялись из угла в угол, затем, что-то пробормотав, не прощаясь и не глядя на других, выскользнули за дверь.