Токемада застыл на месте.
Потом медленно произнёс:
– Так… Я думал, Китай выставил бойца…
Видно было, что японец еле сдерживается, когда он повернулся к хозяину дома.
– Почтенный Ошоби, не смеялись ли вы над честью самурая Шогана, когда представляли нас друг другу? Я – самурай высшего ранга, и мне не пристало обнажать меч против поединщика ниже меня уровнем профессионализма и достоинства!
– Самурай Токемада, – спокойно и жестко ответил старый Ошоби, – если у тебя возникли сомнения в моей чести и чести моего клана, я к твоим услугам в любое время дня и ночи и надеюсь, не разочарую тебя. Что же касается Нисана, то имя и достоинство его известны Шогану, который и утверждал твою кандидатуру на этот поединок. Вот грамота Шогана, читай. А это – китайская грамота с печатью императора Китая.
С минуту Токемада напряженно смотрел в развернутый свиток. Потом медленно свернул его, приложил ко лбу и губам место печати Шогана.
Поднял глаза на Нисана.
На Ошоби.
И поклонился.
– Прошу простить меня, – с усилием произнес самурай.
– Я принимаю твои извинения, – ровно ответил Нисан. – Не волнуйся, моё искусство не разочарует тебя. Мы здесь не для того, чтобы убивать, а чтобы выяснить, чей стиль совершеннее, не так ли? Признаешь ли ты поражение, если я не дам тебе убить себя и оставлю тебя в живых?
– Я буду драться с тобой до смерти. Я вернусь домой победителем – или умру! – стиснув зубы, ответил самурай.
– Спокойной ночи, – Нисан поклонился хозяевам и, не оглядываясь, вышел на террасу.
***
Нази взяла два маленьких ночника и проводила гостей в приготовленные для них комнаты. Когда она вернулась, отец по-прежнему сидел за столом, неподвижно и тяжело глядя на свои сцепленные в замок руки, лежащие на краю стола.
Девушка стала собирать и уносить тарелки, стараясь действовать бесшумно и не потревожить дум отца. Постепенно и она глубоко ушла в свои мысли, лицо её успокоилось и просветлело, тень беды растворилась на нём без следа. Поднявший глаза Ошоби заметил эту перемену в дочери, удивленно поглядывал на неё, потом позвал по имени.
– Нази, я знаю твои мысли сейчас.
– Да, – негромко ответила девушка. – Они немудрены. Но это просто какое-то чудо!.. И он совсем не похож на буддийского монаха…
– Нисан вовсе не буддийский монах, – спокойно произнёс Ошоби. – Он принадлежит к Ордену Танцующих Монахов, основатель которого – Аподисава Шри Кай Ши – выходец с севера Индии, странствовавший по всему Востоку неприметным скитальцем с зоркими глазами и сердцем. Учитель Аподисава уже в престарелые годы обосновался в монастыре Кай Ши Нунь с небольшой группой своих учеников и стал вести особо аскетический образ жизни. Говорили, что после его смерти ученики полгода не прикасались к телу учителя, думая, что он находится в медитации. «Танцующие монахи» видят мир как прекраснейшее и гармоничное творение Высшего Бога и ставят целью привести человека в состояние гармонии с собой и окружающим миром. В отличие от буддизма, не признающего ни Бога, ни гармонии, ни самого мира и стремящегося погасить и человеческую искорку в этом мире, «танцующие монахи» любят жизнь и верят в её бесконечное и прекрасное продолжение после физической смерти, а саму смерть считают переходом человеческой души в какую-либо иную форму и состояние, близкие по гармоничности состоянию души при жизни.
– Тогда я знаю, чем будет душа Нисана в пакибытии, – засмеялась Нази. – Он будет солнечным лучиком, чтобы будить нас с вами по утрам, если мы проспим… Нет, я серьёзно говорю это, отец! Знаете ли вы, что он сотворил сегодня чудо?
Закончив свой рассказ, девушка добавила:
– Я не знаю, откуда он черпает такую силу проникновения в человеческие души и как удается ему лечить их одним неведомым прикосновением, но без его помощи мне пришлось бы сегодня очень трудно. Иногда мне казалось, что Нисан просто поддерживает нас с вами под локоть и говорит то, что хотели бы сказать мы…
– Да? – нахмурился Ошоби. – Тебе это тоже показалось?
Он покачал головой и вдруг развел сведенные было брови, вздохнул.
– Что ж, это большая честь для нас – получить приязнь «танцующего монаха». А имя Нисана хорошо известно в кругах высоких знатоков боевых искусств. Недаром Шоган, услышав имя поединщика, которого выставил Китай, нимало не колеблясь, тут же назначил бойцом за честь Японии своего лучшего самурая.
– Признаться, я удивилась, что китайцы в этот раз выставили не бойца Шаолиня.
– Не каждое столетие рождается Великий Воин, Нази! Мастера Шаолиня признаны во всем мире, но и я не нахожу сейчас в стенах его бойца сильнее Нисана. Хотя стиль его – не кун-фу… точнее, не совсем кун-фу…
– Вот как?! – изумилась девушка. – Но что?
– «Танцующего монаха» надо видеть в бою. Поверь мне, ты не забудешь этого зрелища никогда. Само по себе чудо уже то, что мы, смертные, иногда видим этих небожителей, – улыбнулся Ошоби.
Они посмотрели друг на друга и неожиданно оба поняли, что говорят совсем не о том, что вызывает такую боль в душе.
Ошоби вновь помрачнел.
Они долго молчали, слушая, как поёт где-то в щели одинокий сверчок. Ночной ветер из незакрытого окна мягко покачивал лепестки ветки сакуры на столе.
– Это будет страшный поединок, девочка моя, – наконец глухо произнёс Ошоби. – Боюсь, как бы не поколебались основы мироздания в этой дуэли. Никогда ещё не сходились в бою такие разнородные стихии. Китайцы выставили «Носителя духа», потому что хорошо знают, каких бойцов культивирует при своём дворе сегодняшний Шоган. Меня ничуть не удивило, в каком шоковом состоянии оказался самурай Токемада, распознав до конца своего соперника. Не познал рассудком – да и никогда не познает! – а душа содрогнулась! И ещё как!! Он желал бы видеть против себя головореза Мунчхона, а нашел…
– …своего отца Сёбуро, – тихо закончила Нази. – Отец! – горько воскликнула она. – Не судите его строго! Ведь он не виноват в том, что…
– …что из него сделали монстра?! – гневно воскликнул, уже не сдерживаясь, Ошоби. – Нет, Нази! Нисан сказал ему в глаза, что за каждый свой шаг и выбор человек должен отвечать! Сёбуро рос в той же среде, но сделать из него машину для убийства не удалось никому! Шоган так и не смог простить ему наличие живой души и живой совести, успешно перенеся вытаптывающий сапог на его сына!.. О, небо! что это будет за поединок! Вся мощь сокрушительной фанатичной японской агрессивности рухнет на этого светлого мальчика, – и носителем этой мощи будет сын Сёбуро Токемады! До какого дня я дожил!
– Отец!.. Но, быть может, дух Сёбуро ещё проснётся, и когда-нибудь…
– Нет, – вдруг совершенно спокойно и твёрдо произнёс старый Ошоби. Так человек, полностью смирившийся с неизбежным, берёт себя в руки после редких болевых всплесков. – Нет, девочка моя. Не лелей напрасные мечты. Чудес не будет. Сёбуро мёртв. Не ты ли говорила мне вчера об этом?
Он подошёл и поднял её за плечи.
– Оставь посуду слугам. Иди и отдохни перед нелёгким днём. Помни только твёрдо одно: мы – Независимые Свидетели – не имеем права давать волю эмоциям и пристрастиям в течение поединков, какой бы ход не принял бой. Эти поединки – не наши, и мы даже не судьи. Мы только чёткие беспристрастные свидетели, глаза, уши и память. Храни сердце от лишних ран. Ты поняла меня?
– Да, отец. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи…
***
Нази вышла на террасу, опоясывающую дом, медленно прошла по лунным квадратам и теням к своему любимому месту, где сад, омываемый широким мощным потоком, почти вплотную подступал к дому. Шумела в темноте чёрная пенящаяся вода, ветви деревьев роняли в неё хлопья цветочных лепестков.
«Хошипу…позови его по имени…»
Опершись на деревянные резные перила, девушка скорбно смотрела в заводь. Ночь обступила её душу мертвящим кольцом. Гасла надежда…Умирал… умер дух высокой чести самурайства…