Там его и стал настигать Антонин. Он молча брал своего коня и ехал рядом. От этого Гийому становилось не по себе. Он желал в такие минуты находиться в одиночестве, чувствуя единение с природой, а Антонин стал лишать его данной возможности. Неделя беспрестанного молчаливого сопровождения, и сын герцога не выдержал. Он прижал Гийома к стене и не отпускал, пока не насытился им полностью. Обессиленный Гийом затем отправился в свои покои, так и не совершив прогулки; он уснул и впервые не увидел адского огня вокруг себя.
***
В дверь глухо постучались. Заснувший в одежде Гийом не сразу понял, откуда шли звуки. Он аккуратно встал, прислушиваясь к тишине. Вновь глухой удар. Гийом подошёл к двери и отворил её, накинув на рубашку чёрный редингот. Герцог, стоявший на пороге, схватил его за шиворот. Гийома повели в сторону скотного двора. Он был в ужасе, вспоминая, что обычно происходит на небольшой площади между хозяйственными постройками. Руки больно заломали сзади. Страж, которому герцог передал Гийома, вёл его быстро и не обращал внимания на не всегда поспевающего мужчину.
На дворе никого не было. Тусклый свет из окон освещал небольшое пространство. Герцог самолично стащил с Гийома его редингот, оставляя его в одной сорочке и длинных облегающих штанах, что надевались для верховой езды.
— Как ты посмел притащить эту дрянь сюда? — Прокричал герцог, разбив флакон с настойкой опиума около ног Гийома. Ещё несколько стражей стояло за спиной господина. Герцог обратился к своей охране. — Обыщите его комнаты!
Стража скрылась, а герцог приблизился к Гийому и, надавив на плечи молодого человека, опустил его на колени.
— Покайся! Я прощу тебя, Гийом.
Мужчина опустил голову.
— Я прошу Вашего прощения, господин.
— Умоляй меня! — Приказ прозвучал слишком громко, заставив Гийома поднять холодный взгляд синих глаз на герцога.
Он долго молчал, чего не любил герцог. Господин толкнул ногой Гийома так, что тот повалился на землю, сильно ударившись спиной. Его подняли снова и руки привязали к опоре навеса у хлева. Герцог сорвал сорочку, обнажая спину мужчины.
Жёсткий конский кнут опустился на голую спину Гийома, оставляя огромный красный след от левой лопатки до бедра. Гийом громко вздохнул, но не издал ни звука. Потом ещё и ещё. Терпеть удавалось всё сложнее. Слёзы лились по щекам. О спину вновь ударился кнут. Красная борозда живого мяса осталась следом на истерзанной спине. Рваная рана заполнилась кровью. Гийом пронзительно закричал, а дальше с каждым ударом его вой сливался в единый шум ударов. Пытка длилась несколько часов. Гийом давно перестал считать удары. Опытный палач может убить за три удара, а для герцога не было целью умертвить своего служащего. Он желал наказать его так, чтобы смерть казалась желанной.
Всё завершилось так же внезапно, как и началось. Удаляющиеся шаги герцога постепенно растворились в тишине, только хриплые всхлипы разносились эхом где-то в голове Гийома. Кровавая ниточка слюны тянулась по подбородку. Он устал, смертельно устал, и боль пробиралась до дрожи. Гийом по-прежнему оставался привязанным к деревянной опоре. Ноги сами по себе подкашивались. Он уже не стоял, а висел. Натянутые руки отдавались страшной болью в спине, каждое движение было ужасно и въедалось в сам мозг. Измученный стон, и Гийом потерял сознание.
Много позже, или же ему показалось, что секунды длятся вечность, Гийом почувствовал прикосновения чужих рук, аккуратно прощупавших открытые раны на спине. Жёсткие веревки срезали, и он рухнул на промерзшую землю, застонав от боли. Открыть глаза и посмотреть на запоздавшего спасителя Гийом не сумел. Его подняли и внесли в теплое помещение.
========== Звон колоколов ==========
Я вошёл в малый дворцовый зал, где обычно проходили камерные концерты. Отец в этом году отказался от пышных празднеств. Только близкий круг друзей и служащих. Я занял место рядом с Гийомом.
Стол был красиво украшен омелой. Говорят, что она приносит удачу. Я не слишком веровал в обычаи, придуманные людьми — к ним относились омела, чёрные коты, символы ведьм, закапывание крысиных хвостов в землю от хвори и религия. Я одинаково отрицал всё это, чем периодически гневал отца. В связи с этим приходилось изредка посещать службы. Тем более, что Гийом любил находиться в храмах, говоря о мистической благодати, что приносило ему единение с Богом.
Свет дворцовых ламп падал на стол. Различные яства подавались поочередно. Индейка, утка, колбасы… Отец не жалел на еду средств, считая себя щедрым и добросердечным, ведь остатки праздничного стола раздавались бедным и на папертях.*
В зале разносился смех дам и мужчин. Парики кавалеров, собранные в мышиные хвосты, делали их одинаковыми. Одинаково уродливыми. Гийом презирал их, считая лицемерной грязью и жалким подобием человеческим. Я знал, что мой возлюбленный никогда не станет таким же, как они, и это приводило меня в восторг и пугало одновременно. Жестокий отец наказывал за непослушание, но Гийом волшебным образом совмещал в себе две противоположные стороны человеческой натуры — покорность и бунтарство.
Звон колоколов, так громко раздавшийся по залу, заставил всех повернуть головы в нашу сторону. Гийом же совершенно неожиданно схватил меня, поворачивая моё лицо к себе, и страстно поцеловал. Его язык задевал моё небо, язык и зубы. Гийом всегда вкусно пах мятой, и этот вкус я теперь чувствовал у себя во рту. Итальянская паста, пользованием который пренебрегали не только челядь, но и большая часть аристократии. Глаза Гийома были закрыты.
Звук колоколов усилился, и Гийом очнулся, отрываясь от моих губ. Он вскочил, роняя стул из позолоченного дерева с мягкой обивкой, украшенной золотыми нитями. Моя кисть оказалась зажата в его руке. Я слышал сквозь звон колоколов, как кричит отец, как бежит его стража за закрытыми дверями зала, как охают и ахают гости. Шум нарастал, а Гийом держал меня за руку, мечась от одной закрытой двери к другой.
Наконец решение было найдено. Осколки стекла полетели на пол, звеня в унисон колокольному звону. Он встал на подоконник, протягивая мне руку, на запястье которой я увидел красные следы от веревок. Я взобрался к нему. Никто из гостей не покидал своих мест. Отец все так же выкрикивал «Сжечь!», стоя на своём месте и указывая длинным морщинистым пальцем в нашу сторону.
Я уверенно взял руку Гийома, а он прижался ко мне так, что я почувствовал неистовое биение его сердца, а потом боль в своих руках, как от ожога. Гийом всё так же смотрел на меня глазами полными отчаяния, как тогда на эшафоте. Боль усиливалась, будто бы горели мы оба, но огня не было. Колокола. Они звонили по нему. Я отпустил Гийома, позволяя ему упасть с высоты четвертого этажа, но внезапно он схватил меня за камзол и потащил за собой.
Крик!
Я очнулся в своей постели от собственного крика. Вокруг никого. Холодный пот и дрожь пробирали до мозга костей, а ещё холод. Окна были распахнуты настежь и мороз гулял по комнате, а снег горсткой пепла лежал на подоконнике. Это первый новогодний праздник без Гийома. Я не спустился к столу, сославшись на дурное самочувствие.
— Антонин, — его шёпот разносился по моей комнате, как звон колоколов городской церкви.
*******************************************************************************************
*Паперти — С древних времен это место, где собираются кающиеся, которым вход в самую церковь заказан, и они вынуждены молиться на первом возвышении, пока не отмолят грехи свои. Просят они в молитве об их скорейшем прощении, исцелении. Здесь же собираются нуждающиеся в помощи и просящие подаяния у прохожих, идущих на службу.
========== 3. Язык мой - враг мой ==========
«Я держу тебя при доме, только потому что ты похож на неё! Выродок!»
Эти слова плотно застряли в голове Гийома и не отпускали его ни на секунду с того самого момента, как герцог позволил ему вернуться к работе, отправив подальше в горы вместе с Франсуа.
В тот вечер после страшного наказания именно Франсуа внёс окровавленного Гийома в свои покои. Справиться с болью без опия у измученного мужчины не выходило, и первую ночь Франсуа провёл с ним. Гийом даже в его присутствии бесконечно просыпался и кричал, метался по постели, срывая бинты и пачкая бельё свежей кровью. Мучения не отпускали его до самого утра, пока не привели врача.