Зачитав приговор, Франсуа поставили на колени и уложили его голову на плаху. Глаза не завязывали, а рубить назначено было обычным топором. Палач медлил. На месте казни был герцог и придворные, поодаль расположился Антонин, державший Гийома, чьи слёзы были видны невооружённым глазом.
Погода в этот день стояла невероятно солнечная и морозная. Начало марта. Лезвие топора блеснуло на солнечном свету и опустилось на шею приговоренного. Кровь фонтаном хлестала из отрубленной головы и шеи, пока палач спокойно показывал отсеченную часть тела герцогу, подняв её за волосы вверх.
С трупа Франсуа было велено содрать кожу и сшить из неё пугало для придворных огородов. На этом казнь была завершена.
Опустошённый эмоционально Гийом, что накануне выписывал приговор для Франсуа под диктовку герцога, поплёлся в свои комнаты. Не раздеваясь, он набрал полную ванну ледяной воды и сел в неё, окунаясь с головой.
========== 5. Сыграй мне на прощанье ==========
На многие вопросы у Гийома не было ответов, поэтому раскалённое лезвие прикладывали к его губам каждые несколько минут. Говорить становилось всё сложнее от боли. Он ничего практически не знал, ничего. Казалось, что все эти россказни с предательством только повод издеваться над ним. Из-за опухших от избиения и слёз глаз Гийом ничего не видел пред собой.
Его взяли под стражу через несколько часов после казни Франсуа «по донесению» знающих людей. Гийому вменялось предательство, сокрытие изменника и совращение как минимум десяти мужчин герцогства, чьи личности требовалось ещё установить.
Первые несколько часов мужчину били некогда его же слуги, придворная стража герцога. Били сильно по лицу и телу. Из одежды Гийому оставили лишь подштанники и рубаху из грубого сукна. Подвалы башни герцога, оборудованные под тюремные клетки, были узки, а на грязных полах валялись соломенные матрасы. Гийома бросили в одну из таких камер. Далее были длительные допросы и пытки с вливанием воды под пристальным взором самого герцога. Мужчина любил смотреть на мучения других, а пытка Гийома приносила ему несказанное удовольствие. Гийом молчал, так как ничего и не знал. В мужеложстве он сознался сразу, а больше и не было ничего. В первый день допроса Гийом терял сознание несколько раз. В конце концов его оставили в покое, бросив в подвале, а потом его долго рвало водой и желчью. Более ничего в желудке не было. Герцог не тратился на подозреваемых.
В течение трёх дней герцог придумывал разные мучения для своего служащего. В этот раз раскаленным клинком жгли губы молодого человека. Из лопнувших волдырей текла кровь и ожоговая жидкость, что мешалась со слюной и слизью из сломанного носа. Герцог ушёл до того, как Гийом стал терять связь с реальным миром, но мучители не останавливались.
Очнулся он от жуткой головной боли в своей камере. Губы были чем-то обработаны. Жёсткий матрас причинял лишь неудобства. Хриплые стоны не давали облегчения. Гийому приходилось дышать ртом из-за поломанного разбитого носа. Ещё несколько часов он боялся даже пошевелиться. Приковали его только за запястья, стёртые в кровь ещё во время допроса. Лишние движения были ни к чему.
Ближайшие пять дней молодого мужчину не трогали. Он лежал почти неподвижно. Вокруг него можно было чувствовать стойкий запах пота, грязи и мочи. Сердобольный страж носил Гийому чёрствый хлеб, вымоченный в воде, и тайком кормил через прутья клетки. Герцог же не приближался более к бывшему служащему. На пятые сутки начались галлюцинации. Гийом пытался разговаривать сожжёнными губами с Антонином, которого видел, прикрывая глаза. Иногда к нему приходил Франсуа. Шептал Гийом обычно очень тихо, а глаз не раскрывал. В полубессознательном состоянии он почувствовал чужие руки на себе. Кто-то переодел его в сухую рубаху, но теплее не стало. Тело грубо растерли жёсткой тканью и омыли холодной водой.
— Антонин, — шептал Гийом одними губами. Холод воды не давал облегчения, а железо, надетое на руки, больно сдавливало истёртую кожу. — Антонин.
Хрипы перешли в удушающий кашель. Начиналась лихорадка. Гийом помнил это жуткое состояние, но сейчас она стала лишь дополнением к ужасным травмам. Те же неаккуратные руки растёрли грудь мятной мазью, и Гийом почувствовал это лишь кожей.
Длинные серые коридоры, по которым Гийома волокли на допросы, сейчас уже не казались ему ужасными. Ноги тащились по земле, передвигаться самостоятельно сил у него пока не было. Передышка в допросах не дала облегчения, но избавила от дурных мыслей. Поначалу он даже завидовал Франсуа, но теперь думать о смерти он перестал. Она несомненно ждала его. Нужно было дотерпеть.
В этот раз допроса не было. В специальной комнате находился Антонин. Это вызвало слабую улыбку на лице Гийома. Его кое-как усадили на скамью напротив него, сняв кандалы. Хотелось кинуться в объятия Антонина, но стражники вокруг не позволили бы ему это сделать.
— Моя мать… — начал Антонин серьёзно, глядя на покачивающейся избитое тело перед собой.
— Что? — прошептал Гийом.
— Не перебивай меня!
Гийом согнулся, роняя голову на руки. Касаться лица было больно, и он простонал достаточно громко. Стража, что стояла рядом, тут же подняли его, хватая за локти, но Антонин жестом приказал им уйти. Он пересел на скамью к Гийому и осторожно положил его голову к себе на колени. Глаза Гийома оставались закрытыми.
— Моя мать любила тебя, а потом появился я, и любила она уже нас обоих одинаково. И знаешь, меня это всегда злило. Я ведь тоже любил… — Антонин приостановился. — И люблю тебя до безумия, но не имею на это никакого морального права. Лучше бы ты был моим единоутробным братом, незаконнорождённый от савойского графа Малета, что сотрудничал с моим отцом и был фаворитом матери. — Антонин говорил тихо, поглаживая коротко остриженную голову Гийома. — Возможно, это даже и так…
Антонин нагнулся ближе и поцеловал горячий лоб Гийома.
— А ещё я ненавидел всех тех, кто любил тебя. Я хотел быть как ты. Любимым господином, но я был обычным, потому что эту роль ты забрал себе. Ты отнял у меня возможность стать катализатором отцовского деспотизма. Мать, слуги, придворные, другие мужчины. Они любили тебя за твою доброту и благосклонность. Мне пришлось предложить отцу отправить тебя подальше, хоть и для меня твоё отсутствие было тяжёлым. Я ждал, довольствуясь слухами о твоей жизни за пределами герцогства.
От речей Антонина становилось не по себе.
— Я хочу, чтобы ты знал всё это. Совсем скоро твои мучения кончатся. Я надеюсь, что тебя оправдают, а все эти события останутся лишь ужасным воспоминанием, — Антонин поцеловал руку возлюбленного. — Завтра в полночь месье Гринуа зафиксирует твою смерть, и тебя спокойно вывезут за пределы страны. Возможно, мы с тобой увидимся, но это всё, что я смогу сделать, чтобы исправить твои жуткие ошибки.
Гийом сглотнул. Он тихо поднялся и открыл глаза, глядя на своего господина.
— Я тебя ненавижу. — Хрипло прошептал он.
В полдень на площади собралось много люда. Публичные казни аристократов отменили ещё год назад, но герцог устроил этот спектакль специально для сына.
Гийома вывели в одной рубахе и белье. Ему было страшно. Гийом прекрасно понимал неизбежность казни. Ступая босыми ногами на эшафот, он надеялся лишь на то, что мучения его оборвутся также быстро, как и пролетели счастливые дни его жизни. Перед глазами толпа жаждавших крови. Сейчас её будет очень много.
Гийом крутил головой в надежде найти среди зрителей Антонина. И ему это удалось. Страшнее взгляда он ранее не видел, похоже друг был действительно напуган. Последние слова герцога затмили всё… Но Гийом уже был готов принять смерть в любом виде. Спектакль обещал быть ярким, как пламя разгоревшейся свечи.