-- Гораздо дальше идут. У меня приятель был -- тот все по ночам шанец искал...
-- Что это?
-- Шанс. Он его называл -- шанец. Один раз искал-искал, и показалось же ему, что кто-то позвал с улицы, шагнул с балкона -- и все, не вернулся.
-- Разбился?
-- Ну, с девятого этажа... Он же не голубь мира. Когда летел, успел, правда, крикнуть: "Эй, вы что?!"
-- Сердешный, -- вздохнула мать.
Дядя Володя посмотрел на Витьку.
-- Отдохни, Виктор. Давай в шахматы сыграем. Запол-ним вакум, как у нас главный говорит. Тоже бросил пить и не знает, куда деваться. Не знаю, говорит, чем вакум заполнить. Давай -- заполним.
Витька посмотрел на мать.
Мать улыбнулась.
-- Ну отдохни, сынок.
Витька с великим удовольствием вылез из-под баяна... Мать опять взгромоздила баян на шкаф, накрыла салфеткой.
Дядя Володя расставлял на доске фигуры.
-- В шахматы тоже учись, Виктор. Попадешь в какую-ни-будь компанию: кто за бутылку, кто разные фигли-мигли с женским полом, а ты -- раз -- за шахматы: "Желаете?" К тебе сразу другое отношение. У тебя по литературе как?
-- Трояк.
-- Плохо. Литературу надо назубок знать. Вот я хожу пешкой и говорю: "Е-два, Е-четыре, как сказал гроссмейс-тер". А ты не знаешь, где это написано. А надо бы знать. Дви-гай.
Витька походил пешкой.
-- А зачем говорить-то: "Е-два, Е-четыре..."? -- спросила мать, наблюдая за игрой.
-- А -- шутят, -- пояснил дядя Володя. -- Шутят так. А люди уже понимают: "Этого голой рукой не возьмешь". У нас в типографии все шутят. Ходи, Виктор.
Витька походил фигурой.
-- А вот пили-то, -- поинтересовалась мать, -- жена-то как же?
-- Жена-то? -- Дядя Володя задумался над доской: Вить-ка сделал неожиданно каверзный ход. -- Реагировала-то?
-- Да, реагировала-то?
-- Отрицательно. Из-за этого и разошлись, можно ска-зать. Не только из-за этого, но большинство из-за этого. Вот так, Витька! -- Дядя Володя вышел из трудного положения и был доволен. -- Из-за этого и горшок об горшок у нас полу-чился.
-- Как это? -- не понял Витька.
-- Горшок об горшок-то? -- Дядя Володя снисходительно посмеялся. -Горшок об горшок -- и кто дальше.
Мать тоже засмеялась.
-- Еще рюмаху, Владимир Николаич?
-- Нет, -- твердо сказал дядя Володя. -- Зачем? Мне и так хорошо. Выпил для настроения, и будет. Раньше не отказал-ся бы. Я ведь злоупотреблял...
-- Вы говорили уже. Не думаете сходиться-то? -- вдруг спросила мать.
-- С кем, с ней? Нет, -- твердо сказал дядя Володя. -- Де-ло принципа: она мне параллельно с выпивкой таких... ве-щей наговорила... Я, по ее мнению, оказываюсь -- "тоскливый дятел".
Мать и Витька засмеялись. Но мать тотчас спохватилась.
-- Что же это она так? -- сказала она якобы с осуждением той, которая так образно выразилась.
-- Сильно умная! -- в сердцах сказал дядя Володя. -- Пускай теперь...
Пока дядя Володя волновался, Витька опять сделал удач-ный ход.
-- Ну, Виктор!.. -- изумился дядя Володя.
Мать незаметно дернула Витьку за штанину -- уступи, мол. Витька протестующе дрыгнул ногой -- он вошел в азарт.
-- Так, Витенька... -- Дядя Володя думал, сморщившись. -- Ты так? А мы -- вот так!
Теперь Витька задумался.
-- Детей-то проведуете? -- расспрашивала мать.
-- Проведую. -- Дядя Володя закурил. -- Дети есть дети. Я детей люблю.
-- Жалеет сейчас небось?
-- Жена-то? Тайно, конечно, жалеет. У меня сейчас без вычетов на руки выходит сто двадцать. И все целенькие. Площадь -- тридцать восемь метров, обстановка... Сервант недавно купил за девяносто шесть рублей -- любо глядеть. Домой придешь -- сердце радуется. Включишь телевизор, постановку какую-нибудь посмотришь. Хочу еще софу ку-пить.
-- Ходите, -- сказал Витька.
Дядя Володя долго смотрел на фигуры, нахмурился, по-трогал в задумчивости свой большой, слегка подкрашенный нос.
-- Так, Витька... Ты так? А мы -- так! Шахович. Софы есть чешские... Раздвижные -- превосходные. Отпускные по-лучу, обязательно возьму. И шкуру медвежью закажу...
-- Сколько же шкура станет?
-- Шкура? Рублей двадцать пять. У меня племянник час-то в командировку в Сибирь ездит, закажу ему, он привезет.
-- А волчья хуже? -- спросил Витька.
-- Волчья вообще не идет для этого дела. Из волчьих дохи шьют. Мат, Витя.
Дождик перестал, за окном прояснилось. Воздух стал чистый и синий. Только далеко на горизонте громоздились темные тучи. Кое-где в домах зажглись огни.
Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глу-хие звуки улицы. Просторно и грустно было за окном.
-- Скоро зима, -- вздохнула мать.
-- Это уж -- как положено. У вас батареи не за... Хотя у вас же печное! Нет, у меня паровое. С пятнадцатого затопят. Ну, пошел. Пойду включу телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.
Дядя Володя надел у порога плащ, шляпу, взял портфель...
-- Ну, до свиданья.
-- До свиданья.
-- Виктор, а кубинский марш не умеешь?
-- Нет, -- сказал Витька.
-- Научись, сильная вещь. На вечера будут приглашать. Ну, до свиданья.
-- До свиданья.
Дядя Володя вышел.
Через две минуты он шея под окнами по тротуару, осто-рожно обшагивая отставшие доски, -- серьезный, сутулова-тый, положительный.
Мать и Витька проводили его взглядами... И долго мол-чали.
-- Так это что же, -- не скрывая изумления, заговорила мать, -- он так и будет ходить теперь? Чего же ходить-то?
-- Тоже ж... один кукует, -- сказал Витька. -- Вот и ходит. Гнать его в три шеи!
-- А?
-- Так и будет ходить. А чего ему?
Мать все никак не могла понять:
-- Нет, так чего же тогда ходить? Нечего и ходить тогда.
Витька о чем-то вдруг задумался.
Дня через два они с Юркой решали одну хитроумную за-дачу. Волновались, спорили.
Тут же, в избе, у порожка, старик Наум налаживал улей.
-- Если тут вот подпилить, он здесь наступит -- она толь-ко вон где сработает. Она же не достанет его. -- Так рассуж-дал умный Юрка.
-- Пошто не достанет?
-- А рычаг-то вот где! Вот -- нога наступила, а вот -- ры-чаг, а вот аж где голова.
-- Ну, а как?
-- Надо рычаг ближе... И под тротуаром маленько под-рыть...