Они цепляли друг друга. Ей нравилась эта борьба. Это противостояние друг другу. Словно каждый из них пытался что-то доказать. Это заряжало. Подпитывало и разгоняло дух соперничества в какой-то своей странной манере.
Позже она забрала вещатель домой.
Они долго спорили о том, что это — неправильно. Гермиона не могла себе позволить забрать чужую вещь. Не могла поступить так…
Тогда она поняла — он портит её.
«М» убедил её. Грейнджер хотела, чтобы он — убедил её, что принадлежащая ему вторая шкатулка - почти истреблённый вид вещателя, и только в его семье осталось несколько экземпляров. Рассказал, что когда был совсем юн, этот метод передачи сообщений рассматривали как замену сов в министерстве.
Она чувствовала себя школьницей.
Азарт и адреналин кипятили кровь, как никогда раньше. Маленькая шалость заставила её покраснеть, пока девушка шла к камину, чтобы покинуть Министерство. Она буквально ощущала, как деревянная коробочка греет её руку, что Грейнджер приложила к сумке.
Переписываться с «М» по вечерам стало неотъемлемой частью её жизни. Она чувствовала себя нужной. Чувствовала, что он не играет. Между ними не было недосказанности, кроме тех условностей, что они выстроили ранее.
Медленно и уверенно он погружался в её голову. Пускал корни и активно заполнял собой всё свободное время волшебницы. Её пугало это. Гермиона боялась тех эмоций, что вызывает в ней незнакомец. Боялась того, как учащается её пульс, стоит ему сказать что-то мягкое, приятное, волнительное. Ощущение наполненности другим человеком возрастало в геометрической прогрессии с каждым «проведенным» днём, когда она держала шероховатые листы пергамента в руках.
Тогда она ещё не понимала, что что-то изменилось между ними. Изменилось до точки невозврата, до опустошения и отчаянного желания видеть вытянутые буквы на белом листе.
Он стал её потребностью. Потребностью чувствовать. Брать в руки записки и вдыхать еле заметный шлейф аромата. Грейнджер казалось, что он пах чем-то особенным. Свежестью. Дорогим парфюмом и надежностью.
Гермиона отмахивалась от мыслей, что желает узнать его. Желает почувствовать, ощутить прикосновение пальцев к коже. Девушке хотелось увидеть его лицо, его реакцию на неё. Посмотреть в его глаза. Серые, как он сказал. Глубокие, серые глаза. Она хотела видеть в них своё отражение. Лишь на миг, представляя вспыхнувшую в них похоть, девушка заливалась румянцем. Красные пятна ползли вверх по шее к щекам, и кончики пальцев покалывало от интимности происходящего…
Он знал, что она свободна. Гермиона рассказала ему о своих отношениях с Уизли. О том, что чувствовала себя в них посредственно. О том, какие желания её преследуют. О страсти, что пишут в маггловских книгах. Она не боялась говорить «М» о своих снах. Тех, где её преследует пара радужек серого цвета. Гермиона призналась ему, что лишь у одного давнего знакомого были неописуемо пронзительные глаза серого цвета. Рассказала о том, что стоило им пересечься взглядами, как начинало казаться, что между ними искрит электричество.
«М» не отшучивался, когда они говорили о личном.
Где-то глубоко внутри Гермиона понимала, что этот человек может быть ей знаком. Она не могла описать странную реакцию своего тела, когда он рассказывал о своих женщинах. О тех что, по словам инкогнито, не могли заставить его чувствовать. О том, что лишь в юности ему повезло столкнуться с равной себе. Равной по знаниям, по стремлению и умению отстаивать свою позицию. Мужчина рассказал ей о том, что лишь спустя годы понял, как он ошибался. Что его желание стать лучше неё, вся злость и агрессия, что копились к этой девушке — лишь фарс. Он хотел, чтобы она заметила его.
Они никогда не прощались, до того вечера.
«М» словно чувствовал её волнение. Будто он ощущал её эмоциональный порыв и страдальческую сдержанность. Гермиона хотела, чтобы он чувствовал то же самое. Возможно, это было эгоистично. Она хотела, чтобы читая её послания — «М» улыбался. Чтобы представлял её себе. Грейнджер желала этого. И сегодня, побывав в гостях у Поттеров, выпив с Джинни бутылку вина, ей не стоило писать ему. Не стоило заигрывать и глупо флиртовать.
Она рассказала подруге о новом знакомом. О том, как девушка боится нахлынувших на неё эмоций. О ревности, что испытывала, когда мужчина рассказывал о других женщинах. Гермиона знала, что Джинни выслушает, несмотря на то, что она рассталась с её братом.
— Выдохни, Гермиона, — шепнула ей подруга, хихикая. — Ты слишком долго была одна, чтобы терять возможность получить удовольствие, хоть и виртуальное. А там, Годрик его знает…
Трансгресировав тем вечером домой, Гермиона не представляла, чем для неё закончится этот вечер.
Его внезапное признание: «Я скучал по тебе…»
Тепло, заструившееся по её венам, прямо к центру, к самой сильной мышце в организме.
«Мне нужно в душ. Я скоро вернусь…»
Мерлин… Зачем? Она ещё ни разу не позволяла себе такого отсутствия субординации…
Она на секунду задержалась, держа руку над открытой шкатулкой. Вспомнив слова Джинни, Гермиона прикоснулась пальцами к губам, чувствуя, как расплывается в улыбке, и опустила свернутый пергамент на дно шкатулки.
Не выдержав давления ожидания, девушка, приняв душ, промакивая волнистые волосы полотенцем, заметила пульсирующее свечение вещателя.
«Мне стоит сказать подруге «спасибо». Не напои тебя она, я бы долго ждал проявление твоего порочного нутра».
Гермиона убрала в сторону записку и развернула следующую.
«Это будет нашим секретом, Авис».
Ей нравилось, как его почерком «звучит» заклинание вызова птиц. Она представила себе, как он шепчет эти слова ей на ухо, покусывая мочку и ощутимо прикасаясь губами. Как его руки скользят по атласной ночнушке, поднимая ткань вверх, собирая материал в гармошку выше бедер.
«Возьми волшебное перо и отвечай мне. Не смей молчать, ты поняла меня?»
Она кивнула, забываясь, что его нет рядом. Гермиона подошла к кровати, приглушая свет в комнате. Поставила рядом с собой шкатулку, на тумбу, и прошептав волшебному перу, отправила ответ.
«Я совсем непорочная, мистер М».
Ей казалось это… слишком интимным. Слишком диким и невероятным.
«О-о, несомненно, маленькая мисс лгунья». — С помощью невербальной магии левитации Грейнджер подняла записку перед собой, читая и ухмылялась его дерзости, его приказному и не терпящему отказа почерку.
«Я не позволю тебе отрицать того факта, что ты хочешь меня. Твои трусики с минуты на минуту промокнут насквозь. Я знаю. Я чувствую. Расскажи мне, что ты делаешь? Как ты трогаешь себя, представляя меня. Я хочу знать как, не слыша моего голоса, не видя моего лица, ты кончишь сегодня вечером, мечтая, чтобы я тебя трахнул».
— Мерлин… — прошептала Гермиона, ведя тыльной стороной ладони по набухшим соскам. Слова «М» что-то делали с ней. Заставили подчиняться, представляя его прикосновения.
Её дыхание вмиг стало горячим. Приоткрыв губы, девушка закрыла глаза, диктуя волшебному перу.
— Я, — она сглотнула и мысленно послала к черту нерешительность. Гриффиндорская смелость не помешала бы сейчас. — Я касаюсь себя… Провожу пальцами по груди, задевая соски. Мои глаза закрыты. Я хочу… — она запнулась лишь на секунду. — Хочу думать, будто это — ты.