— И он вел себя прилично? — спросила она в шоке.
— Насколько я знаю. Джованни утверждает, что его организация больше похожа на обычную компанию, а их эмблема — на логотип компании. — Мой взгляд упал на руку, где добро и зло воевали, так же, как и внутри меня. — Но, наверное, можно сказать, что все это дерьмо у меня в крови. Это то, кем мне суждено быть.
— Нет. — Она наклонилась вперед и положила руку мне на колено, и мой взгляд задержался на ней на краткий миг, а затем вернулся к ее лицу, и она добавила: — Ты — другой человек. Ты можешь делать и быть тем, кем захочешь.
Мне хотелось верить в это, но она знала только самое начало моей истории, и я не был уверен, что она все еще будет верить в это, когда я расскажу ей все ужасные подробности из середины.
Другая проблема заключалась в том, что конец еще не был написан, и я не имел ни малейшего представления о том, в каком направлении будет развиваться моя история.
— Я не отступлю от своей угрозы Джованни. — Если она это предполагает, то ей нужно было знать, что мое решение окончательное. — Пощады не будет, если он не назовет мне имя.
— Но Джованни не знал, что его ребят послали напасть на тебя. — Она отдернула руку и села на свое место, явно недовольная моими словами. — А ты только что сказал, что они теперь, по сути, бизнесмены.
Она пыталась удержать меня на краю безумия? Неужели она забыла, что мужчина приставил биту к ее горлу и положил руку ей на бедро? Неужели она не знала, о каких мерзких вещах думал этот ребенок-мужчина, лежа на ней?
Я пожал плечами.
— Мне все равно.
— Энцо, есть разница между тем, чтобы преследовать того, кто убил Бьянку, и тем, чтобы разобраться с каким-то юным панком, который искал приключений в твоей квартире. — Она нервно теребила рукава своей кофточки, и было видно, что ей становится не по себе.
— И эти юные панки превращаются в мужчин, которые потом причиняют боль невинным женщинам, — ответил я, ненавидя эту уродливую правду. Но после всего, чему я был свидетелем в своей жизни, я знал, что был прав. Я отстегнулся, встал и поднял руку к потолку, глядя на нее сверху вниз, и грубым голосом заметил: — Наверное, я знаю, как ты отреагируешь, когда услышишь середину моей истории. И, возможно, ты ошиблась в том, что сказала вчера вечером. Скорее всего, ты убежишь.
Глава четырнадцатая
Мария
— Как мы это все впихнем? — спросила я, пока Энцо загружал в Porsche в аэропорту Кеннеди свой кейс с оружием. Багажник располагался под капотом автомобиля спереди, я уже знала это, поскольку у Энцо был такой же автомобиль в Шарлотте.
— Мы не будем. — Энцо закрыл капот и повернулся, спрятав глаза за солнцезащитными очками. — За сиденьями есть место, но оно мне нужно для кое-чего другого. — Он бросил взгляд в сторону двух охранников и указал на наши чемоданы у машины. — Это возьмете вы. — Сказал он, и один из них спокойно взял наши чемоданы и погрузил их в Suburban8, припаркованный позади нас.
— Как ты вообще умудрился пронести через охрану кейс с оружием? Разве он не должен был пройти через сканер или что-то в этом роде? — спросила я.
— Я знаю парня, который знает нужного парня. — Он пожал плечами, это был сарказм или он говорил серьезно? Сейчас я не могла этого понять.
Я сложила руки, не готовая оказаться с ним в таком тесном пространстве и опасаясь, что его плохое настроение высосет из него весь кислород.
— Ты на меня злишься?
— С чего бы мне на тебя злиться? — Он прошел мимо меня и указал на пассажирскую дверь, молча приказав садиться.
— О, я не знаю, может быть, потому что я здесь. Ты не разговаривал со мной больше часа, и твое выражение лица постоянно менялось между хмурым, задумчивым и просто угрюмым.
Повернувшись ко мне лицом, он положил руку на крышу машины. Он наклонился ко мне, его губы дрогнули, почти улыбнувшись. Он что, смеется надо мной?
— Я уверен, что это одно и то же, Bellissima (с итал. — красавица). А теперь, пожалуйста, садись. Он открыл передо мной дверь.
— Уклонение, мило. — Я обошла его, чтобы сесть в шикарную машину, пока он говорил что-то по-итальянски, прежде чем закрыть дверь, а затем прошел к водительской двери.
Он скользнул за руль на бордовую кожу кресла.
— Пристегнись.
Я не могла не закатить глаза. Угрюмый и властный. Отлично.
Мне было неприятно признавать, что эта роскошная машина ему подходит. Это был Porsche 911 Turbo в цвете серебристый металлик. Я знала, что ему не хватает Porsche, который он продал в Шарлотте, но я не знала, что у него есть еще один в Нью-Йорке. Ну, я предполагала, что это его машина, а не взятая напрокат. — Где мы остановимся? В гостинице?
— Нет. Константин считает, что мы должны все вместе остановиться у моих родителей на Лонг-Айленде, но мне нужно сначала заехать к себе в Челси и забрать кое-какие вещи.
От такого откровения у меня глаза закрылись от шока.
— Ты сохранил свой дом? Я думала, что ты отказался от жизни здесь, когда переехал. — Я не знала, почему это так больно, но это заставило меня вспомнить раздражающее предупреждение моей матери на моем дне рождения о том, что Энцо может оставить меня в любой момент.
— У меня такое чувство, что мы вот-вот поссоримся, и я не знаю почему. — Энцо вздохнул, и я открыла глаза, чтобы увидеть его солнцезащитные очки, когда он сжимал переносицу. — Мне просто нравится иметь свое собственное жилье и машину, когда я приезжаю, вот и все, Мария.
Когда я ничего не ответила, Энцо бросил на меня тревожный взгляд и вернул очки на место.
Я знала, почему я на него злюсь. Это были те последние слова, которые он сказал мне в самолете, после чего мы оба замолчали до конца полета. Он снова пытался оттолкнуть меня. Он хотел напугать меня своими словами, когда же он поймет, что я никуда не уйду?
Я позволила нескольким минутам молчания заполнить пространство между нами, пока мы выезжали из аэропорта, и только после этого решилась начать разговор.
— Не будет ли странно жить у твоих родителей?
Я уже бывала в доме его родителей, но в том, который выходил окнами на Центральный парк. Я почти забыла, что у них есть еще один дом за городом, в бухте Ойстер-Бей на Лонг-Айленде.
— Вся эта ситуация будет неловкой. Но Иззи тоже будет там, и я уверен, что она будет рада снова увидеть тебя. — На этот раз его тон был менее раздраженным.
Я не видела Изабеллу с похорон, а ей было уже тридцать, а может, и тридцать один. Когда я приезжала к ней на день рождения шесть лет назад, она работала за границей в одной из лондонских компаний.