Пабло отступил назад, столкнувшись с Алессандро, который издал какое-то нелепое, но милое рычание, а затем Пабло удрал за Изабеллой.
Энцо закружил меня, явно не заботясь о том, что мы не одни, и прижал к своей груди. Его брови сдвинулись, когда он взял меня за руки.
— То, что ты сказала... это было чертовски сексуально. — Затем он наклонился вперед и впился в мои губы обжигающим поцелуем.
Но через несколько секунд его мать прервала нас.
— Лоренцо Коста, что ты себе позволяешь?
Энцо не спешил отрывать свои губы от моих, а затем отпустил мои руки и повернулся к ней лицом.
— С Иззи все в порядке? — спросил он, игнорируя вопрос матери, и я поняла, что цвет моих щек должен соответствовать моему платью.
— Я очень сомневаюсь в этом, поскольку, судя по всему, Пабло грозится порвать с ней из-за ее сумасшедшей семьи. — Она подняла руки вверх и начала кричать на него по-итальянски.
Хадсон посмотрел на меня и пожал плечами, а о... Хадсон. Меня осенило, что мы так и не поздоровались, а ведь в последний раз мы виделись в его офисе, где обменивались шутками шесть лет назад, прежде чем Энцо выгнал его.
Он слегка кивнул в знак приветствия, как будто сам думал о том же, а затем наклонил голову в сторону, предлагая уйти, поскольку это, похоже, семейная ссора.
Мы вышли на балкон, расположенный рядом со столовой, и я увидела внизу двух охранников, обходящих территорию по периметру у воды.
— Ты помнишь меня? — спросила я Хадсона, когда он облокотился на перила, а его глаза устремились на покрытое облаками небо, скрывавшее последние лучи солнца, так как надвигалась ночь.
— Да. — Он посмотрел на меня через плечо. — Я также знаю, что ты — та женщина, из-за которой Энцо сходил с ума последние два года в Шарлотте.
— А сейчас? — усмехнулась я. — Почему мне кажется, что это предположение? Сомневаюсь, что Энцо кому-то такое расскажет. Не так ли?
— Это слова Константина. Но Энцо регулярно общается со своими братьями.
О. Я не был уверена, почему меня это удивило. Может быть, дело в том, что он никогда не говорил мне, что они разговаривают по душам, как я с Натальей.
— Сожалею о твоем бывшем. Я слышал, что он был причиной утреннего нападения. — Хадсон отпустил перила, полностью повернувшись ко мне лицом.
— Да, я до сих пор не могу понять, как к этому отнестись. Он отец моей дочери, но ты видел Энцо с Пабло только что... Я не знаю, что он сделает...
— Не сделает. Я уверен, что он хочет этого, — прервал он меня. — Но причинение вреда отцу твоей дочери повлияет на нее. А со слов Константина, Энцо любит эту девочку, как родную. Он никогда не сделает ничего, что причинит ей боль. Или тебе.
Мне хотелось верить ему. Но неужели он не видел, как быстро Энцо перешел все границы, чуть не задушив Пабло?
— Пабло заслужил это, — сказал Хадсон, и я начала подозревать, что меня действительно слишком легко прочесть. Может, у меня над головой табло с моими мыслями? — Пабло под чем-то. Летает высоко, как воздушный змей.
— Подожди, серьезно? Как ты это определил?
— Зрачки увеличенные и до глупости честные.
Точно. Ух ты.
— Значит, он не только медитировал в домике у бассейна.
— У Беллы ужасный вкус на мужчин.
— Белла, да? — Я с любопытством уставился на него. — Никогда не слышала, чтобы кто-то так ее называл.
Его губы поджались, как бы борясь с улыбкой, но вместо этого он пожал плечами.
— Знаешь, — начала я, не в силах остановиться, — мой шурин был единственным, кто называл мою сестру Талией. А теперь они женаты. Может быть...
— Это уже перебор, — перебил он, улыбаясь. — И нет, она слишком молода для меня. — Он провел пальцем по подбородку. — К тому же у меня нет желания умереть.
— Справедливо. — Я заглянула через французские двери в столовую, но там было пусто. Может быть, парни пошли к Изабелле, чтобы извиниться? Я сомневалась, что они ушли, чтобы помешать Пабло уехать. — Как ты познакомился с семьей Коста?
— Я переехал из Техаса в Нью-Йорк, когда мне было шестнадцать. В старших классах я познакомился с Константином, и мы подружились.
— Вы одного возраста? — Мне было трудно представить, что Хадсону больше сорока, но потом я вспомнила краткую хронологию событий, которой поделился Энцо, и решила, что в этом есть смысл.
— Да. Уже перевалило за сорок. Официально, — сказал он с непринужденной улыбкой.
— А с Бьянкой вы тоже были близки? — Я сразу же пожалела о своем вопросе, так как его губы сжались, он повернулся лицом к воде и вцепился в перила.
— Да, мы были друзьями. Последнее, что я помню о ней, это как она пыталась уговорить меня прийти на ее ежемесячную встречу книжного клуба. Почти уверен, что она действительно пыталась свести меня там с кем-то.
Я вспомнила бар Хадсона, вспомнила все книги в его кабинете.
— Верно, ты тоже любитель книг.
Он кивнул, не глядя на меня.
— Я должен был просто пойти в ее книжный клуб. Сделать ее счастливой, понимаешь? Вместо этого мое последнее воспоминание — что я разочаровал ее. Это чертовски удручающе.
Я не знала, как поступить в данный момент, но погладить его по спине или обнять мне показалось неуместным. Поэтому я прошептала:
— Постарайся сосредоточиться на хороших воспоминаниях. — Вау, это лучшее, что я могла сделать?
Список того, в чем я не разбиралась, все увеличивался. Я не умела рисовать. Писать. Играть. Остроумно шутить.
Я хорошая мама, пыталась я напомнить себе. Но неужели и в этом я провалилась?
— Да, конечно. Хорошие воспоминания. Я подумаю о них, — ровно ответил он.
И, черт возьми, я знала этот тон голоса. Холодный и отстраненный. Дружелюбный Хадсон исчез, и у меня возникло ощущение, что человек, от которого Энцо предупреждал меня держаться подальше шесть лет назад, потому что он мог только «трахаться, чтобы трахаться», вот-вот покажет свое лицо.
— Я лучше проверю их. — Он кивнул мне, а затем ушел, оставив меня одну на балконе, и я закатила глаза от того, какой бестактной могу быть в разговорах.
Я вздрогнула, когда легкий сентябрьский ветерок раздул мои волосы перед лицом, и провела ладонями по рукавам, чтобы согреться.
— Прости меня за это. — Я вздрогнула от глубокого голоса, раздавшегося позади меня, и медленно повернулась лицом к Энцо. Он провел тыльной стороной ладони по моей щеке.
— Как Изабелла?
— Пабло уехал. Он порвал с ней, и теперь Иззи закрылась в своей комнате и не желает ни с кем из нас разговаривать. — Он покачал головой. — Хотя я не могу заставить себя сожалеть об этом. Он был чертовым идиотом.