— Само мероприятие оказалось вдохновляющим, да и вечер я провел в приятной компании, чего тут жалеть?
— А как же ссора с Кейдом, ты ведь стал ее свидетелем — я не очень красиво себя повел.
— Почему же? Ты не сдерживал себя, поступил так, как тебе хотелось. Разве тебе не стало после этого легче?
— Стало.
— Так что же должно смущать меня? Я не чувствую себя задетым. К тому же, разве встречи с бывшими бывают приятными?
— У кого-то бывают.
— Сомневаюсь. В крайнем случае, тогда между людьми снова вспыхивает искра и случается очередная интрижка. Такие отношения сложно назвать «прошлыми» — это слишком утопично.
— У тебя уже случалось подобное? Возвращался к кому-то?
Винс, перед тем как ответить, снова делает глоток, откинувшись на скользкий бортик.
— Я позволил человеку вернуться, и ничего хорошего из этого не вышло.
— Расскажешь или слишком личное?
— Не сказал бы. Но ситуация куда печальней, чем у тебя: вернувшейся была моя бывшая супруга — мы слишком рано (без всяких торжеств) расписались, года совместной жизни не прошло, когда мы поняли, что поторопились.
Год?
Звучит знакомо — с Кейдом было так же. Год совместной жизни с ним — худшее, что случалось в моей жизни. Когда твой мозг медленно выедают ложечкой, таким сложно наслаждаться.
— Как так вышло, что вы сошлись снова? — не знаю почему, но мне захотелось в этот момент оказаться ближе к нему: забираю с бортика бутылку и одним нескромным движением сажусь к нему на колени, обхватываю по бокам ногами, замираю в таком положении, внимательно смотря на него. Винс возражать не стал, и, обхватив за талию одной рукой, продолжил свой рассказ:
— Она начиталась каких-то книжек по психологии, их авторы учили и давали советы в семейной жизни. Боже, как сейчас помню, как сидя на кухне, она зачитывала мне выдержки из статьи «Семь стадий любви». Сказала, что мы слишком долго застряли на пути от второй стадии «пресыщение» к третьей — «отвращение», и когда достигли ее, не стали бороться или хотя бы пробовать смириться с тем, чего нельзя было изменить, и просто разбежались.
— И ты веришь в это?
— В сами стадии?
Молча киваю, делая глоток.
— Я не опровергаю их существование, но не когда люди, совершенно не подходящие друг другу, насильно удерживают данный союз. Ничего хорошего из этого не выходит. Что было бы дальше, когда у нас появились дети? Мы бы стали одной из тех несчастливых семей, в которых родители гуляют на стороне и по субботам устраивают скандалы, а дети вымещают свое зло на окружающих или попадают в неприятности.
— Ты прав… Было бы гораздо лучше, если бы люди в свое время понимали это и обрубали все концы. Я рос в счастливой семье, но среди моих сверстников часто встречались семьи с похожей ситуацией.
— А я за годы работы столько повидал, что поверь, те дети, подростки, что на собственном опыте столкнулись с этим, гарантировано в будущем пойдут по стопам родителей.
— Я бы не согласился.
— Дейл, такова статистика. Конечно, есть исключения, но их крайне мало. Одно на сотню.
— Печальная картина, — моей щеки коснулась теплая влажная ладонь, взгляд «глаза в глаза», почему-то хочется сказать: «Не стоит быть со мной столь нежным, могу привыкнуть», но вовремя прикусываю язык.
— А ты слишком впечатлительный!
— Какой есть.
Делает глоток и, не сглатывая, тянется за поцелуем, сначала мягко касаясь губ, и только потом углубляет. Небо обжигает, но за вечер выпито столько, что дискомфорта почти не приносит. Языки соприкасаются, а где-то внутри вновь разрастается пустыня: становится мало его. Он, словно глоток воды, которую боишься выпить за раз, поэтому растягиваешь, смакуешь, наслаждаешься, и с каждым глотком сносит башню.
— Хочу тебя, — хриплый шепот — почти не узнаю свой голос, плотнее прижимаясь к его груди. Я нечасто говорю такое вслух.
— Т-ш-ш, — накрывает пальцем мои губы, отстраняясь. — Еще успеем.
Тянется к вазе, забрасывая себе в рот клубнику, начиная медленно жевать, забирает с подноса сливки. Встряхнув одним движением, справляясь одной рукой, лишает колпачка, что упав в воду, начинает раскачиваться не хуже поплавка.
— Всегда хотел так сделать, но как-то не доводилось, — и едва я открыл рот, чтобы спросить, что именно, как чудо-баллон в буквальном смысле вставляют мне в рот, до отказа наполняя взбитыми сливками.
— Т…ы из…шь…ся?
Но все возражения мгновенно гаснут, когда едва коснувшись языком, он снимает шапку сливок, заглатывая вместе с моими губами, после проходится по подбородку, собирая густые подтеки и, вцепившись в волосы, фиксируя голову, вновь надавливает на баллон, заливая уже нас обоих. Сам сглатываю сладкую жидкость только через минут пять, после того, как его напор стихает, а вылизывание меня превращается в медленный и тягучий поцелуй. Слишком сладко. Слишком нежно. Так и привыкнуть недолго! И будто идя в противовес своей мысли, смыкаю зубы на его подбородке, когда, скользнув языком, сам собираю сливки.
Это больно.
Очень больно — сам знаю.
Но ничего за этим не следует, никакой реакции, молча выжидает, и от этого распаляюсь еще сильнее, стискивая бедрами его, придвигаясь как можно ближе, трусь об его откровенный стояк — нижнее белье мы сняли сразу, поэтому ничто не сковывает движений.
— Зачем ты предложил пить маленькими глотками? Кажется, мне совсем снесло крышу… А может, это твоя прямая вина?
— Так пьян, что готов мне в любви признаться?
— Нет, — отрицательно качаю головой. — Я лишь сказал, что хочу тебя так сильно, что готов лезть на стену, а ты уже принял это за дифирамбы.
— Как ты там сказал Кейду, «трахается божественно»? — улыбка на губах Винса такая похабная, что даже сливки на роже не мешают наслаждаться ею.
— Разве оспоришь? Или в твоей постели побывало так мало жертв, что еще не набрался опыта?
— Считаешь себя жертвой?
— Взгляд в супермаркете… Я только после понял, что это был взгляд хищника. Обычно так смотрят на свою добычу.
— Как поэтично! Но сомневаюсь, что все они считали себя жертвами…
— А как называл их ты?
— Не знаю, по имени, мне было достаточно. Правда, никто из них не попадал в мою телефонную книжку.
— Звучит так, как будто ты делаешь мне одолжение… Или подожди, хочешь сказать, что я особенный?
— Я этого не говорил.
— Но оно так и звучит…
— Только не говори, что сейчас подорвешь свою задницу и выскочишь отсюда. Согласен, комплимент не удался…
— Правда, у тебя это не выходит, в следующий раз лучше потренируйся на ком-нибудь другом, прежде чем…
— В следующий раз? Намекаешь?
— Не на себя, уж поверь. Я ведь у тебя не последний Такой, которому ты помогаешь, — улыбка прямо в его губы — он понял меня с самого начала. Понял, что я играю с ним, что не буду собственнически реагировать на его шутки… Мне не нужно, чтобы, находясь со мной, он делал вид, что заинтересован только мной, что увлекся так сильно, что это не последняя встреча. Мне нужно, чтобы он был настоящим, чтобы я мог быть настоящим рядом с ним сегодня.
— Это все из-за твоей работы? Недостаток внимания?
— Какой догадливый.
— Неужели не хватает денег на шлюх, сомневаюсь…
— А смысл? Мне больше нравятся знакомства «на одну ночь», поверь, так, как отдаются в нее, не получится за деньги.
— А как же отношения? Или опять работа?
— Ты крайне проницателен. Сложно заводить отношения с моим графиком. По крайней мере, не в той форме, к которой все привыкли.
— Трудоголизм — не девятое чудо света, как-то же люди живут с этим и семьи заводят.
— Но не я… Для этого нужно предпринимать хоть какие-то попытки, а мне некогда.
— Понимаю тебя. Иногда с абсолютно свободным временем и неограниченностью действий люди ведут себя так же, как ты.
— У них есть на это право…
— Как ты любишь говорить о правах…
— Это моя…
— Работа. Я уже понял. А сейчас ты на отдыхе, так воспользуйся возможностью и трахни меня, а то от этих разговоров я начинаю трезветь, — в подтверждение своим словам, зажав зубами бутылочку, запрокидывает голову, разом осушая ее.