Ужас, застывший в карих глазах эльфа, был вызван не колотой раной, как решил подбежавший к ним Карамон, а тем, что Даламар не почувствовал присутствия магии шалафи. Исцеляя рану на теле, он с мысленным бессильным воем думал о том, что исцелить внутренний холод, что поселился в груди у Рейстлина, не сможет более никто.
***
Проследив краем глаза за тем, что Крисания вместе с Нуисой скрылись в лесной чаще, Рейстлин почувствовал, как азарт сражения принёс приятную пустоту в мысли. Всё, что сейчас осталось реальным, это блеск солнца на лезвии верного кинжала, который очень быстро окрасился в алый цвет. Даже ледяная боль в груди стала более эфемерной.
Да, он был магом и не должен владеть искусством сражения каким-либо оружием кроме магии. Однако, Рейстлин знал, что жизнь обязательно подкинет случай, когда пригодится и иное умение защитить свою жизнь. Или жизнь тех, кто дорог тебе.
Он и сам был удивлён тому, насколько они с Карамоном слаженно сражались. Забытое чувство доверия вспыхнуло, согревая изнутри и давая некую силу. Когда же рядом промелькнули чёрные волосы, спутанные ветром, и над поляной раздался стрекочущий язык магии, Рейстлин вдохнул свободнее — Крисания и Нуиса смогли выбраться из леса.
Но всё же сколько не игнорируй утекающие, словно сквозь пальцы вода, силы, придётся рано или поздно признать собственное ослабление. Рейстлин чувствовал, что каждое движение рукой, каждый резкий изгиб давались ему всё тяжелее. Даламар был прав — лишившись последнего огонька магии, Рейстлин лишился почти самого себя.
Предательски сбившееся дыхание вынудило остановиться и на миг потерять бдительность. Холод стали, разрезашей плоть, и хриплый вскрик, в котором Рейстлин узнал свой голос, донеслись до него будто сквозь толщу воды. Ноги подогнулись, не в силах больше держать своего хозяина, ослабевшего и морально, и физически.
Пламя, которое искрилось магией, шорох лёгких шагов совсем рядом, взволнованный взгляд знакомых карих глаз — всё это Рейстлин ощущал, проваливаясь в манящую темноту, которая всё же поглотила его.
***
Слабость разливалась по всему телу, опьяняя уставший разум и не давая окончательно вернуться в реальность. Хотя, открыв глаза, Рейстлин понял, что поспешил с определением «реальность». Слишком странным и незнакомым было всё окружающее его: и белый песок, на котором он лежал, и слишком бледно-голубое небо, и туман, недающий увидеть что-то дальше нескольких шагов.
Заставив себя подняться на ноги, Рейстлин огляделся — вокруг лишь молочный туман. Но стоило ему сделать пару шагов вперёд, как из ниоткуда появился слишком узнаваемый для него трон, на котором сидела слишком знакомая ему женщина.
— Знаешь, Рейстлин, такой упёртостью природа наградила по-моему лишь тебя. Я больше таких смертных не встречала.
— Я умер? — поинтересовался он таким тоном, будто спрашивал о погоде за окном.
— Если бы, — фыркнула Такхизис. — Тебе снова дали выбирать.
— Объяснишь?
Рейстлин впервые чувствовал себя настолько свободно в присутсвии Тёмной Госпожи. Она была больше не его Госпожой. Их теперь совершенно ничего не связывало. Поэтому не было ни страха, ни настороженности, ни потребности в ношении маски уверенности. Рейстлин ощущал лишь усталость и даже некоторое равнодушие ко всему происходящему.
— Ты, поступив как великий герой и глупец одновременно, выбросил магию на растерзание пустоте, чтобы спасти остальных, — несколько скучающе стала разъяснять Такхизис. — Поздравляю, тебе это удалось. Только магии у тебя больше нет. Как и желания жить, насколько я вижу. Можешь вернуться туда, где тебя ждут лишь вечная ноющая боль в груди и слабость, что не отпустит до самой смерти, а можешь раствориться среди этого тумана и уйти в вечность.
— Я уже слишком давно сделал свой выбор. Я вернусь назад, потому что там меня ждут не только страдания, но и семья. Можно последний вопрос прежде чем мы расстанемся навеки?
— Можно. Мне даже самой интересно.
— Почему рассказывать о предоставленном мне выборе явилась именно ты?
— Потому что я должна же была хоть как-то попрощаться со столь своенравным слугой и врагом, — рассмеялась она. — Сколько бы веков не прошло, я навряд ли смогу забыть тебя, Рейстлин Маджере. Настолько самоуверенного и упёртого мага, как ты, встретить мне не удастся. Жаль, что ты добровольно и безвозвратно отказался от магии, но что ж поделаешь.
— Сочту все эти слова за комплимент. Прощайте, моя Госпожа.
Отвесив ей шутливый поклон, Рейстлин прикрыл глаза, ища ту нить, что связывала его с земной жизнью. Неожиданно посетившая его мысль, заставила снова обернуться к Такхизис, наблюдающей за ним с задумчивым выражением, застывшим в глазах.
— Могу я попросить тебя не трогать моего ученика больше?
— Твоя дерзость, — раздражённо начала Такхизис, но внезапно оборвала сама себя и махнула рукой. — Ладно. Но иногда я буду заглядывать к нему. Чтобы не забывал и вообще… Интересно, хватит ли твоего упрямства, чтобы жить, чувствуя постоянный гнёт потерянной магии.
— Хватит, — едва слышно, будто убеждая самого себя ответил Рейстлин. — Хватит! — уже громче повторил он, теряясь в пространстве.
***
— Мы ничем не можем ему помочь. Он потерял всю магию без остатка, Крисания. Теперь он либо вернётся, либо уйдёт.
Спокойствие и даже некоторая отчужденность в словах Даламара совершенно не вязались с болезненным выражением, что застыло в его глазах. Крисания замерла, склонившись над Рейстлином, которого уложили на кровать в Башне. Карамона попросили побыть с Нуисой, но его тревожные шаги были слышны даже человеческому уху.
— Рейстлин, — тихо позвала его Крисания, нежно очертив скулу, — прошу, вернись ко мне. Ты подарил мне возможность снова видеть, но зачем, если я не смогу смотреть в жидкое золото твоих глаз? Пожалуйста.
Голос дрогнул, сорвавшись на тихий всхлип. Даламар подошёл, приобнимая Крисанию за плечи. Он уже хотел что-то сказать, когда хриплый голос едва не заставил его подскочить.
— Уже хоронить меня собрались. Рано.
В открывшихся золотых глазах блеснула мягкая насмешка.
========== Конец?…Сомневаюсь ==========
Солнце заглянуло в окно Башни и коснулось заострённых черт эльфиского лица. Даламар зажмурился и невольно улыбнулся. Тепло. Наконец-то стало тепло.
Тепло в каждом уголке этого, некогда Тёмного, места. Тепло в душе каждого, в глазах, в голосах, в жестах, в улыбках… Они заслужили это тепло. Слишком много им пришлось испытать холода, боли, страха, вечного ожидания чего-то плохого. Теперь наконец можно было жить, не оглядываясь из-за тихого шороха.
Даламар рассеянно обвёл взглядом комнату и подошёл к небольшой помеси сумки и рюкзака, которая лежала на столе. Из неё уже виднелись корешки нескольких книг и блестели грани стеклянных фиалов, наполненных разными зельями. Остальное содержимое скрывалось за тканью чёрного плаща, который был сложен, казалось сотню раз, чтобы занимал меньше места. Даламар положил туда мешочек с засушенными травами и, затянув кожаный шнурок, забросил её на плечо. Постояв с минуту, он кивнул своим мыслям и вышле, мягко притворяя за собой дверь.
***
Рейстлин стоял возле окна, подставив лицо ласковым лучам солнца. Его мысли плутали весьма далеко от реальности. Он просто наслаждался этими мгновениями утреннего рассвета.
Услышав тихое сонное бормотание за спиной, он обернулся, и невольная улыбка коснулась его губ. Крисания спала, обнимая Нуису, которая снова пробралась к ним ночью, хотя и должна была уже спать отдельно. Однако она слишком хорошо знала, что ворчание родителей было напускным.