Свернул, значит, я самокрутку и присел на лавочку подымить, ноги вытянул. Пригрелся на солнышке. И только подремывать стал, как на въезде сигналка сработала, растяжки предупредительные там у меня стоят. Пожаловали гости, значит. Ну-ну, поглядим на вас.
Из-за опушки, плюясь клубами плохой соляры, вынырнул черный заниженный «шарк». Из-за опущенных стекол рвал окрестности модный шлягер «Кольщик, проколи ты мне пупок!» и торчали два ствола видавших виды калашниковых. «Несерьезные ребятки», – оценил я и подкурил потухшую было самокрутку.
Заскрипев тормозами, джип поднял кучу пыли и стопорнулся ярдах в десяти. Музыка утихла, и из-за пассажирской двери вылез здоровенный негрила. Амерокитаец, как сейчас говорят городские умники. Вперив в меня угрожающий взгляд, черномазый ткнул перед собой толстым как сарделька пальцем с огромным перстнем.
– Метнулся мухой сюда, старикашка, с тобой Кривой Джим базарить желает!
Я затянулся ароматным «Боркум Рифом» и молча выпустил дым в сторону негрилы, смотря тому в переносицу. Отличный прием, кстати, вроде и в глаза смотришь, а визави твой взгляд не может поймать.
Попробуйте как-нибудь, только не переборщите. Неприятная штука.
– Я не понял, ты че, не понял? – Негрила тяжело засопел и глаза его начали наливаться кровью.
– Оставь его, Торчи, я сам.
Распахнулась водительская дверь и оттуда вылез Кривой Джим собственной персоной. Короткая стрижка, харя, как у гамадрила после недельного запоя, малиновый кожан, рыжевья на шее фунтов пять. В руках, забитых синюшными наколками, тяжелый атомный лучемет. Я как будто вернулся во времена своей бурной доармейской молодости, в гетто на окраине Москвабада, криминальной столицы нынешней Империи.
Кривой Джим почесал стволом лучемета низкий лоб, сморщился, с шумом втянул воздух и харкнул в мою сторону. Плевок свернулся в дорожной пыли и подкатился к моему гриндерсу.
– Значит, так, дедуля, – местный босс запустил палец в ноздрю и прогундосил: – Ты сейчас зовешь сюда свою девку, я даю тебе за нее целых десять монет, и мы с ней уезжаем. А ты остаешься благодарить Создателя, что мы не переломали тебе ноги. Я справедлив! Да, пацаны? – Кривой Джим обернулся к негриле и еще одному чернявому, вылезшему с заднего сиденья.
Те с готовностью заржали:
– Конечно, Джим, о чем базар, да о твоей справедливости легенды ходят, гы-гы-гы!
Я молчал, неторопливо смоля козью ножку. Мне вдруг стало скучно. Зевнул и сказал:
– Ребятки, у меня другое предложение. Вы берете свои толстые задницы в пригоршню и сваливаете отсюда живыми. Если вы больше не показываетесь на глаза ни мне, ни Лене – я о вас забываю.
Настала звенящая тишина, да такая, что можно было услышать, как с мягким чпоком у бандитов отпали челюсти. Кривой Джим перевел свинячьи глазки на мой «стонер», лежащий в стороне, отметил, что тот стоит на предохранителе, побагровел и со словами «ну ты нарвался, козел!» шагнул ко мне, пнув попавшуюся под ноги рябую несушку. Та, перестав вдруг квохтать, отскочила в сторону.
Я закрыл глаза и тихо свистнул.
Через пару минут все было кончено. На дороге в клубах пыли лежали три окровавленных куска мяса. При должном усердии в них еще можно было опознать Кривого Джима и его подельников. Но надо было очень постараться.
Пыль начала оседать. Я поднялся и шагнул к машине, так и стоявшей с распахнутыми дверцами. Нагнулся, подняв валяющийся лучемет, оглядел его и с сожалением отбросил в сторону. Оружие уже никуда не годилось, его ствол был смят и покрыт сотней ямочек – как чеканщик по куску жести молоточком прошелся.
За спиной раздался частый дробот. Я обернулся, догадываясь, что это может быть, и точно: мимо с распущенными крыльями черной встопорщенной молнией пронесся петух Зигфрид, явно сожалеющий, что пропустил такое веселье. Подскочил к тому, что пять минут назад было Кривым Джимом и, прицелившись, долбанул острым тяжелым клювом того в лоб. Череп бедняги треснул, развалившись, как упавший с телеги арбуз. Зигфрид хрипло издал победный крик, отчего с дуба посыпались желуди, и принялся жадно глотать еще теплый мозг.
На двух остальных несчастных тем же самым занимались остальные мои милые несушки.
Да, друзья, Сидорович знал, что мне продать. Подозреваю, что эту славную породу пернатых убийц он вывел сам, пустив в дело ту дрянь, что мы ему сдали после очередной вылазки в Зону. А чего, недаром он до Хлопка был одним из яйцеголовых, в каком-то секретном институте сидел, говорят. Вот и вывел, да выдрессировал потом. И мне подсобил. Правда, содрал за них три шкуры, ну да я не в обиде, то уже окупилось сторицей. Еще и яйца несут – всё прибыток.