Тело накрыли белым саваном простыни.
Ольга Кузьмина
Воображаемый друг
Питер ненавидит оранжевый цвет. Даже от мандаринов отказывается, если угощают. Потому что каждый день ему дают таблетки из оранжевого пузырька с ватным шариком под тугой крышкой. После них становишься вялым и сонным. Каждую неделю на приеме у врача Питер надеется, что таблеток больше не будет. Он ведь просто говорит правду. Он не виноват, что никто не видит Кая.
– Да соври ты им, – ворчит Кай. Они сидят в своем тайном месте, и Питер отчаянно трет слипающиеся глаза. – Ну, подумаешь, скажешь, что меня нет. Мы-то знаем, что я есть.
– Не хочу! – Питер упрямо мотает головой. – Ты мой друг. Настоящий, а не воображаемый!
Кай улыбается, растягивая лягушачий рот от уха до уха. Уши у него длинные, как у зайца. А зубы такие острые, что Питер даже испугался, когда первый раз увидел. Несильно, чуть-чуть. «Ты эльф?» – спросил он тощего мальчишку с пегой гривой волос. «Сам ты эльф! – огрызнулся тот. – Еще раз обзовешь – в глаз дам!» Потом шмыгнул носом и добавил: «Расскажи сказку, а? Я слышал, как ты рассказываешь – там, у дуба».
Тогда мама еще водила Питера в Кенсингтонские сады на детскую площадку. А он прилипал к решетке, огораживающей древний Эльфийский дуб, и рассматривал крошечных существ в трещинах коры. Разговаривал с ними, придумывал истории.
Теперь мама никуда с ним не ходит, не хочет позориться. Даже к врачу Питера водит специальная няня. И в парке они обходят детскую площадку стороной, потому что Питеру нельзя перевозбуждаться. Можно только гулять у озера и кормить птиц.
Хорошо, что няня не слишком следит за ним – садится на траву под деревом и утыкается в айфон. А Питер потихоньку убегает в потайное место – к Каю. На этот раз он рассказывает другу про Питера Пэна.
– Нет такого острова – Нетландия. – Кай зевает. Эта сказка ему почему-то не нравится. – Авалон есть. Я там живу.
– А как туда попасть?
– Все тебе расскажи. – Кай ложится на спину и закусывает чудом спасшийся от газонокосилки колосок дикого овса. – Многие знания – многие печали. Так в вашей Библии написано, между прочим.
– Ты ее читал?!
– А что такого? У нас все читали. Интересно же.
– К вам можно попасть через озеро, да? – не отстает Питер. – Я видел, как ты ныряешь.
– Подглядывал? – Кай приподнимается на острых локтях. – Правильно раньше таким, как ты, глаза вырывали. Чтобы не видели, чего не следует.
Питер краснеет.
– Я случайно. Ну пожалуйста, возьми меня с собой! Я умею плавать. И целую минуту могу не дышать.
– Этого мало. – Кай вздыхает. – Мы от вас отгородились, понятно?
– Почему?
– Слишком много железа. Воздух плохой, вода грязная. Пару лазеек пока оставили, но их тоже скоро закроют.
– И ты больше не придешь?!
Кай резко садится.
– Ой, только не плачь! Я тоже не хочу с тобой расставаться. Вообще-то есть один способ… Но тебе будет больно.
– Все равно! – Питер торопливо вытирает слезы. – Я не плакса, ты не думай. Я просто не хочу… без тебя.
Кай задумчиво накручивает на палец длинную, как у пони, челку. Щурит лиловые глаза, что-то прикидывая.
– Ладно, если ты очень хочешь, я тебя заберу. Прямо сейчас.
– Мама! А Кай опять жульничает! – заголосили под деревом. – Мы в прятки играем! А Питер подглядывает!
Госпожа Яблоневого сада страдальчески потерла виски. Дети – это сплошная морока. Особенно младший. Сначала повадился бегать в Верхний мир. Теперь притащил оттуда эту странную игру в воображаемого друга.
Она выглянула из листвы.
– Милая, ты сама понимаешь, что говоришь? Как Питер может подглядывать? Ведь он воображаемый!
Ее старшая дочь упрямо топнула ногой.
– Я и говорю – они жульничают!
– Разбирайтесь сами! Мне некогда – пора собирать яблоки.
– И я с тобой! И я! – Шестеро детей запрыгали, кувыркаясь, вокруг дерева.
– Вот и проваливайте, – прошипел Кай, отползая подальше под куст. – Нам и без вас хорошо. О, гриб!
Он понюхал красную шляпку, осторожно лизнул, но кусать не стал.
«Вкусный? – спросил Питер. – Дай попробовать».
– Не дам! А то будет, как в прошлый раз – ты отравишься, а мне полдня блевать.
Питер печально вздохнул.
«Жалеешь, что забрал меня, да? Я тебе мешаю?»