У самого Астахова личная жизнь, можно сказать, не сложилась, в чем он не признавался даже самому себе. Внешне это была образцовая семья: он, жена и двое детей. Жена была женщиной жесткой, властной и себялюбивой. Мужа своего она искренне считала тряпкой и всячески помыкала им. А Филипп Викторович полагал, что так оно и должно быть, что он на то и мужчина, чтобы безмолвно сносить насмешки и попреки и сохранять семью. Вместе супруги жили уже пятнадцать лет, и он сам не заметил, как постепенно между ними не осталось любви и даже уважения: только жалость и горечь с его стороны, и злоба и презрение – с ее.
Со стороны на них не могли нахвалиться, жена ставила заботливого и спокойного Филиппа в пример другим мужьям, и только близкие люди понимали, насколько эта семья далека от самого понятия семьи. В глубине души и Филипп Викторович осознавал, что все вышло не так, как он мечтал, но путей к изменению не видел, о том, чтобы развестись с женой, и помыслить не мог, так что потихоньку продолжал привычное существование, с грустью оправдывая поведение супруги тем, что она устает дома с детьми, что часто болеет, и от ее внушений уверился, что мало приносит жене денег, уделяет внимания.
Он с интересом выслушивал своих сотрудниц, думал над их судьбами, жалел и желал им счастья. Так уж получилось, что больше всех он уделял времени своей подчиненной Татьяне Прошаковой, и не потому, что сильнее других симпатизировал ей, а потому, что Татьяна наиболее ярко и демонстративно рассказывала о проблемах своей семейной жизни. Делиться этими проблемами на работе было ее основным и любимым занятием. Вот и сегодня, сидя с Филиппом Викторовичем за одним столом, она оседлала любимую тему и беззастенчиво грузила Астахова своими мнимыми проблемами.
– Я уже решила однозначно, – пристукивая кулаком по столу, говорила Татьяна, – если не пойдет на мои условия, подам на развод! Но только так, чтобы до нитки его раздеть! Я ему ничего не оставлю! И неважно, что у нас ребенка нет. Я ему жена законная, прожила с ним, слава богу, десять лет. Вернее, не слава богу, а черт бы их побрал, эти годы! Всю молодость на него угробила! Могла бы, между прочим, гораздо лучше себе найти.
– Танечка, очень трудно найти идеального человека, – вздыхал Филипп Викторович. – Точнее, невозможно, потому что его просто не существует.
– Ой, да у меня такие женихи были! – резко выбросила вперед руку Татьяна. – А я позарилась на его рожу смазливую!
– Еще неизвестно, как бы с кем-то другим сложилась жизнь, – осторожно заметил Астахов. – Могло быть куда хуже. Я вообще считаю, что тебе еще повезло.
– Ах, повезло? – Татьяна чуть не задохнулась от гнева. – Ну, знаете, Филипп Викторович, это уже просто… ни в какие ворота! Да вы что, издеваетесь надо мной?
– Ну что ты, Танечка, у меня и в мыслях не было! Успокойся, выпей еще бальзамчика… – постарался сгладить неприятный момент Астахов.
Татьяна вышла из кабинета замдиректора перед самым концом рабочего дня, будучи основательно под хмельком. Она прошествовала к своему рабочему кабинету, гордо тряхнула крашеными в темно-рыжий цвет кудрями и рванула дверь. Споткнувшись у порога из-за высоких каблуков, она пролетела вперед и спаслась от падения только потому, что крепко ухватилась за дверную ручку. Маша и Галина Андреевна встретили ее появление молчанием.
– Ну? – насмешливо обратилась к ним Татьяна. – Что так уставились?
– Вот, – сухо сказала Маша, кивнув на высокую стопку в углу кабинета. – Все уже сверстано, завтра можно отсылать.
– А-а-а, – протянула Татьяна. – Осуждаете меня, да? В смысле, вы такие работницы золотые, а я одна тунеядка! Ну конечно! А то, что я за компьютером ночами просиживала, уже никто не помнит!
– Таня, ты выпила лишнее, езжай домой. Завтра поговорим, – сказала Галина Андреевна, надевая перед зеркалом шляпу.
– А вот то, что я выпила, касается только меня! – резко ответила Прошакова.
Маша, не обращая на нее внимания, попрощалась с Галиной Андреевной и прошла к выходу.
– Что тут будешь делать?! – с усмешкой покачала головой Татьяна. – Лучшая подруга, и та выражает мне свое презрение! Да я вообще на вас всех плевать хотела!
– Таня, я запираю кабинет, – предупредила Галина Андреевна.
– Да пожалуйста! – зло сказала Прошакова, выходя за дверь.
Она постояла некоторое время в коридоре, думая, что, может быть, Маша ждет ее, потом стала спускаться по лестнице. В этот вечер подруги впервые за все время совместной работы отправились домой порознь. Татьяна решила пройтись пешком, по дороге накручивая себя еще больше, и явилась домой злая. Муж уже вернулся и сам разогревал ужин. Только мельком взглянув на жену, он понял, что с ней сейчас лучше не вступать ни в какие разговоры, и молча продолжал заниматься своим делом. Татьяну такое положение дел решительно не устраивало. Она, не переодеваясь, прошла в кухню и села на стул с сигаретой в руках.