душевного подъёма.
На первых порах Чапая посетило легковесное подозрение, что это Петька дуркует с похмелья или, что вернее всего, разы-грывает командира на спор с пулемётчицей Анкой. Не так давно
ординарец позвонил голосом Фурманова и торжественно пригласил командира на партийную конференцию, для вручения герою революции наградной сабли с темляком золотого плетения.
Вряд ли можно отыскать в военном сословии завзятого кавале-риста, который бы не мечтал о таком почётном именном оружии.
Комдив от радости потерял бдительность и повёлся на эту почти
белогвардейскую засаду. Полдня полоскался с мыльной мочал-кой в студёном озере, чистил пятки, нафабривал усы и, только
11
прискакав на тачанке при полном параде в политотдел, поздно
сообразил, что однополчанин сыграл над ним обидную шутку.
Между тем Чапая посетила и заслуживающая серьёзного
рассмотрения мысль: «Может, это вездесущая контрразведка
из армейского штаба ловчие петли набрасывает, проверяет на
устойчивость к атеизму, что, вообще говоря, не так уж и весело?»В последнее время немало лихих командиров поплатилось
чинами за свои недостаточно рьяные богоборческие устремления. Не хотелось верить, что и он подцепился на крючок
недремлющим операм, в связи с недавней шумной гульбой на
крестинах трёхмесячного карапуза-племянника. Однако голос
самозваного устроителя мироздания звучал на удивление веско.
Поэтому матёрый рубака, проявляя военную предусмотритель-ность, ответил весьма неопределенно – с напускной беспечностью и некоторой долей сарказма:
– Ну и что из этого? Если Вы всамделишный Бог, тогда незачем скромничать, называйте меня просто – апостолом Павлом
или хотя бы евангелистом Лукой.
Чапай хотел было добавить к этому логически правомерно-му реверансу ещё что-нибудь из убойного арсенала виртуозного
кавалерийского сленга, но не рискнул, на всякий случай попридержал загребающих копытами землю коней.
– В принципе, ничего не имею против того, чтобы легендарный герой революции сделался ещё и знаменитым апостолом,
– как показалось комдиву, без всякой иронии в голосе согласился
звонивший. – Но для этого необходимо предпринять некоторые
усилия и, прежде всего, переосмыслить своё отношение к собственной жизни. В связи с этим хотел бы напомнить, что занятие, к которому ты в последнее время так ловко пристрастился, не очень Мною приветствуется. Ты же не глупый мужик и не
хуже Меня понимаешь, что не бывает на свете греха отвратительней, нежели истребление душ человеческих. Собственно говоря, Я потому и звоню, об этом и печалюсь, друг Мой, или как
там у вас, дорогой товарищ Василий.
12
Пришедший в некоторое замешательство, не ведавший страха под вражеской пулей, комдив принялся нервически сдирать с
ольховой коряги отслоившуюся кору, чтобы прицельно уважить
дрейфующую у берега зелёную жабу. Не было ни малейших сомнений, что непрошеная рептилия каким-то образом причаст-на к этому дурацкому звонку. Только со второго заряда Василий
Иванович результативно поразил вражескую мишень в левую
заднюю лапу. Подбитая мерзость ещё наглее округлила глазища, громко квакнула, что-то явно обидное, прозвучавшее наподобие
слова «дурак», и отчалила, словно молодая курсистка, брассом
по мелкой водице.
Однако представившийся Всевышним телефонный штукарь
развернул целую агитационную кампанию. Он принялся подбрасывать красному командиру до боли знакомые ребусы относительно смысла жизни, даже пустился разглагольствовать о
высоком предназначении человека в этом прекрасном до ярости
мире.
Откровенно признаться, вся эта заумная тряхомудия была
комдиву глубоко пополам. Даже когда говоривший начинал стращать смертными муками и для контраста завлекать прелестями
райской жизни, Чапаев оставался безучастен. Он ради приличия
продолжал слушать валившуюся на его трижды раненую голову ахинею, а сам медленно погружался в тревожные догадки:
«То ли я уже допился и дождался самой настоящей похмельной
белочки, то ли мир кувыркнулся кверху пятками, то ли Бог на
самом деле существует и тогда дела мои совсем плохи, поскольку отношения с библейскими заповедями, говоря по совести, не
шибко складывались».
По ходу беседы комдив несколько раз пытался незаметно
щипать себя за филейные прелести, дабы удостовериться в подлинности невероятного приключения. Но ушлый собеседник
сразу же подымал на смех эти невинные хитрости, даже ехидно