О, как ненавистно нам вставать утром! По крайней мере, некоторым из нас.
Сэмюэл Джонсон, великий английский писатель восемнадцатого столетия, ненавидел необходимость вставать с постели. С обычной для него иронией он писал о своей привычке поздно вставать: "Всю свою жизнь я лежал до полудня, но я говорю всем молодым людям, и говорю с полной искренностью, что тот, кто не встает рано, никогда не сделает ничего хорошего". Джонсон, который любил поесть и выпить так же сильно, как и поспать, был классической "ночной совой". Если бы это зависело от него, утро следовало бы просто отменить. Однако многие из людей — «жаворонки» — считают утро лучшей частью дня, они вскакивают с постели, полные жизненной энергии. Большинство же из нас находится где-то посередине между двумя крайностями поведения. Мы не всегда приходим в восторг от необходимости вставать, но мы и не медведи, впадающие в спячку.
Когда мы снова начинаем жить в дневном мире, у большинства из нас умственная готовность предшествует телесной. Эксперименты показали, что большинство людей, разбуженных в БДГ-стадии, обладают удивительной степенью умственной готовности. У многих людей в это время наблюдается необычная способность к словесным ассоциациям и творческому мышлению. С другой стороны, выходя из «паралича» заключительной БДГ-фазы, они испытывают определенные трудности, связанные, например, с точными движениями рук.
Таким образом, наше сознание во сне использовалось творчески, и к моменту пробуждения оно уже включено в работу. Однако нашему неповоротливому телу требуется время, чтобы стряхнуть с себя БДГ — «паралич». Мы должны как бы подняться от горизонтального мира сна к дневному — вертикальному. По этой причине лучше всего входить в первое столкновение с вертикальным миром медленно: если вы правша, вытяните правую ногу из постели (или левую, если вы левша) и не торопясь следуйте за ней другой ногой.
Теперь вы готовы встать и начать все сначала.
Глава III
ТЕЛО В ТЕМНОТЕ НОЧИ
Немало моих пациентов страдало от расстройства, называемого сонным параличом. Просыпаясь утром, они были неспособны двигаться. Вернувшись в дневной мир мысленно, полностью пробудившись, осознав себя в определенном месте, они ощущали, что тела их все еще живут в мире сна (как бы продолжая пребывать в БДГ-фазе). Излишне говорить, как это состояние их беспокоило: человек оказывался одновременно как бы в двух мирах: ум — в мире дня, тело — в ночном мире.
В норме каждый из нас ощущает оба мира целостно: и ум и тело пребывают в каждом из миров одновременно. «Паралич» утреннего сна показывает, до какой степени тело привязано к пространству постели, ведь лежа человек осознает неподвижность своего тела куда сильнее, чем в положениях стоя или сидя.
Когда мы стоим, тяжесть нашего тела компенсируется «пружиной» позвоночного столба и хрящевыми прокладками в различных соединениях. Они служат «буфером», мешающим осознать зависимость от земного притяжения. Однако во сне мы лишены этого «буфера», в горизонтальном положении каждый дюйм нашего тела испытывает притяжение в полной мере. Вдобавок главенство мышления уменьшается, так как в мире сна существует гораздо большее равенство между телесными и психическими процессами.
В то время как жертва сонного паралича, ощущает себя в мире дня, а телесно — еще в мире ночи, противоречие между мирами дня и ночи может проявляться и противоположным образом. Хождение и сидение во сне — примеры того, что тело ведет себя ночью так, как если бы оно пребывало в дневном мире; мысленно же человек остается в мире сна.
Однажды во время второй мировой войны в блиндаже мне удалось наблюдать, как один из солдат среди ночи внезапно сел, бормоча что-то насчет Коллинз-авеню, затем упал обратно на постель, продолжая спать. Вслед за ним другой солдат тоже сел и ответил на реплику первого: "Ты сказал "Коллинз-авеню?" — и тоже немедленно улегся. На следующее утро ни один из них ничего не помнил об этой удивительной ночной "беседе".
Людям, страдающим сердечными или дыхательными недугами, нередко приходится спать сидя. Они испытывают при этом немалые трудности, ибо естественное положение тела во сне — горизонтальное. В рассказанном выше случае это горизонтальное положение нарушили двое — в течение секунд, один за другим — и даже предприняли попытку общения, как в дневном мире. Общение это имело сходные истоки: Коллинз-авеню — главный проспект Майами-Бич, где находился учебный солдатский пункт. Пребывание в нем было достаточно приятным: много солнца, свободного времени. Воспоминания во сне, связанные с этой порой, у первого солдата были настолько сильными, что заставили его сесть в постели. Таким образом, переживания сна как бы вернули и тело в знакомое привлекательное и желанное место дневного мира. Очевидно, его слова «включили» аналогичную реакцию у второго солдата.
Что касается сидения и хождения во сне, то они часто бывают связаны с подспудным желанием человека вернуться в определенное место, в определенное положение, недоступное ему в настоящее время по тем или иным причинам. Ко мне обращалось немало пациентов, мужчин, детство которых совпало со второй мировой войной. Они рассказывали мне, что стали ходить во сне вскоре после окончания войны. В то время как их отцы воевали вдали от дома, мальчики спали ночью в спальне матери, а иногда даже в одной постели с нею. Но стоило отцу вернуться с фронта, как ребенка удаляли из спальни родителей. Пытаясь вернуться в желанный мир материнской комнаты, эти "юные любовники" (хорошая иллюстрация концепции Эдипова соперничества с отцом) ходили во сне, неожиданно появляясь в родительской спальне посреди ночи.
Снохождение, конечно, не бывает в то время, когда мы видим сновидения. Это невозможно из-за «паралича», сопровождающего БДГ-состояние. Хождение во сне проявляется обычно во время глубокого сна на 4-й стадии. Уже один этот факт показывает, что тело в ночной темноте — это не просто нейтральный объект в покое, напротив, оно вполне способно выражать присущим ему способом связи и отношения, важные для жизни личности.
Если человек испытывает достаточно сильную потребность в самовыражении, он может даже в самой инертной стадии сна вести себя так, как если бы его тело пребывало в мире дня.
Человека, ходящего во сне, лучше не будить, но отвести спокойно в постель. Разбудить его означало бы заставить насильственно осознать противоречие между психическими процессами и деятельностью тела. Такое внезапное осознание может вызвать у ходящего во сне глубокое беспокойство и растерянность. Если он не проснулся, то не вспомнит о своей короткой ночной экскурсии, даже бродя из комнаты в комнату, он чувствует себя в мире сна, и это действительно так, несмотря на то, что тело ведет себя в полном соответствии с нормами дневного мира.
Встречаются люди, на которых пребывание в мире сна ложится столь тяжелым грузом, что им трудно иметь дело с дневным миром. Будучи еще молодым доктором, прикрепленным к одной из больниц в качестве психиатра, я заинтересовался одним пациентом в возрасте между тридцатью и сорока годами. Этот человек рассказал о своей у иллюзии: все и вс„в мире казалось ему высоким и тонким. Его не научили, простившись с младенчеством, встать на собственные ноги и встретить все требования мира взрослых. Хотя физически он возмужал, в мыслях и в жизни он остался, по существу, младенцем. Ребенок, лежащий в кроватке и ведущий постоянно горизонтальную жизнь, естественно склонен воспринимать все вокруг вытянутым и высоким. Так и тот пациент по-настоящему не вышел из младенческого периода "горизонтальной жизни" и видел мир как бы из детской кроватки. Это был физически живой пример обломовщины — он проводил большую часть времени лежа, выражая своим телом недоразвитость своего образа жизни.