Он снова взглянул на Ермолина. Его лицо исказила гримаса пренебрежения.
— Не надо меня лечить начальник. Я прошу вас пригласить моего адвоката. Без него я не произнесу ни одного слова.
— Дело твое, «Кактус». Если ты знаешь, то адвокат приглашается при проведении следственных действий. Я же не веду ни каких следственных мероприятий. Я просто с тобой разговариваю. Сейчас, я поеду на базу «Жана» и проведу там обыск. Заберу у него УАЗ, принадлежащий убитому Корнееву. «Жан» насколько я знаю не дурак. Он моментально пробьет, кто его мог сдать. Все друзья его на воле, кроме тебя. Я бы тоже на его месте сразу же подумал, что это ты его сдал.
— Он этому никогда не поверит, — не совсем уверенным голосом произнес «Кактус».
— Может и не поверит, если ему не намекнуть на это. Правильно я говорю или нет? Если он решит, что это ты его заложил, то я тебе поверь, не позавидую. Он и в изоляторе найдет тебя и предъявит тебе это. Ты не сможешь оправдаться, поверь мне. Я еще не рассказал тебе о «Канадце», который разъезжает по городу на машине убитого вами Корнеева. А, хочешь, я ему подскажу и о товаре, который вы с ним зажали от пацанов. Я даже знаю, где и у кого он находится. Так, что «Кактус», ты меня совсем не удивил своим отказом со мной разговаривать. Бог с тобой, можешь молчать и дальше. Только подумай о своей дальнейшей судьбе. Чем дольше ты молчишь, тем меньше ты проживешь. Так, что думай. Сейчас я тебя закрою в камеру, посидишь с бомжами, может, поумнеешь. На хорошую и чистую хату не рассчитывай. Для палочки Коха, все равно кто ты, авторитет или нет. Туберкулез подхватишь, долго не проживешь.
Лавров прекратил свою длинную речь и начал оформлять постановление. Заполняя строки постановления, он иногда бросал мельком свой взгляд на сидящего напротив него «Кактуса». Он явно был напуган и никак не ожидал подобного развития событий.
— Скажите, я могу позвонить домой и сообщить своим родителям. Они только утром приехали с юга и, наверное, будут волноваться, если я не вернусь, сегодня домой.
— Я не думаю, что мать твоя начнет тебя разыскивать. Она уже привыкла к тому, что ты можешь не приходить домой ночевать. Так, что давай, не будем тешить себя надеждой на помощь родителей.
Лавров закончил писать и встал из-за стола.
— Давай, «Кактус» вставай, пошли в камеру. Там посидишь, у меня еще много сегодня дел. Мне еще нужно съездить на базу и забрать там машину.
«Кактус», молча, встал со стула и медленно направился к двери. Прошло минуты две и металлическая дверь камеры предварительного заключения, с лязгом закрылась за его спиной, отделив для него свободу от заключения.
Кактус стоял посреди камеры и рассматривал лица людей, сидевших в этой большой по размерам камеры. В камере сидели и лежали девять человек, трое из которых были одеты, как бомжи.
— Кто такой? — спросил мужчина, лежавший на койке около окна, через которое кое-как, пробивался свет уличного фонаря.
— Может мне еще рассказать тебе автобиографию? — вызывающе произнес «Кактус».
Все засмеялись, кроме одного человека, который задал ему этот вопрос. Ермолин прошел дальше и, увидев свободную койку, завалился на нее и закрыл глаза. Прошло несколько минут и сморенный духотой, он заснул.
Парень очнулся от боли и нехватки воздуха. Его попытка подняться с койки была пресечена сильным ударом в лицо. Приложив все свои силы, он сбросил с себя, навалившихся на него людей. «Кактусу» удалось вскочить на ноги и в темноте ударить одного из нападавших. Похоже, он попал человеку в лицо, потому, что тот взвизгнул от доли и свалился на пол.
— Души его суку! — прозвучал в темноте чей-то голос.
В этот момент, кто-то сильно ударил его по голове. Из глаз «Кактуса» посыпались искры, он вскрикнул и упал.
С шумом и лязгом открылась дверь камеры. В дверях появился заспанный сержант. Он включил свет. На полу, корчась от боли, лежал новенький задержанный.
— Что с тобой? — спросил его сержант.
— Похоже, споткнулся и упал, когда шел к параше, — ответил ему Кактус.
— Смотри, следующий раз можешь утонуть в этой параше, — равнодушно произнес сержант.
Сотрудник милиции выключил свет и закрыл за собой дверь. В камере повисла тишина, прерываемая храпом спящих людей. Всю ночь, «Кактус» не смыкал глаз, он прислушивался к каждому движению спящих сокамерников, боясь закрыть глаза и во сне быть задушенным ими. Однако, к утру его сморил сон. Он не помнил, как заснул. Ему снился дом, родители и лицо «Жана», искривленное гневом. Он вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стоял бомж.