– Тихо! – Стремительно прикрыл ему рот рукой оснаб. – Наши действия?
– Ему удалось подобраться почти под стены Абакана! – возбужденно зашептал ротмистр. – В округе почти не осталось Духов…
– Понятно, вон они все! – Я указал на Аверьяшку, почти «потерявшегося» в черноте облепивших его Тёсь. Видимо, Атойгаху пришлось призвать всех своих «Хан Сирий», но до сих пор еще неясно, кто возьмет верх?
– Лучшего случая может больше и не подвернуться! – Заявил ротмистр, и в этот раз мы с ним единогласно согласились.
– Валим, командир? – Уточнил я ради проформы. – Стену я вынесу на раз!
– Валим! – кивнул оснаб. – С какой стороны нас ожидают?
Наше бегство по вымершему в одночасье городу, заполоненному многочисленными зелеными порождениями Аверьяшки, было похоже на какую-то страшную сказку. Абакан в сгущающихся ночных сумерках стал похож на поглощенный джунглями затерянный камбоджийский Ангкор, во время посещения его натуралистом Анри Муо в 1861-ом году. Похоже, что Абакан в чем-то повторил его судьбу, обезлюдев, практически в один миг: на своем пути мы встречали лишь «обглоданные» растениями мертвые тела, начисто лишенные Праны. Такого «геноцида» Абакан еще не переживал на своем веку. Это было жутко, мерзко и печально. Благодаря моим обострившимся чувствам, спонтанному «торможению» времени и непомерной Силе, от нападающих на нас лиан удавалось обиваться.
Добравшись до нужному места у городской стены, я просто разбежался (насколько смог из-за ног, погружающихся все в время в почву и ощутимым потряхиванием земли) и проломил настоящий «тоннель» в толстой кирпичной кладке.
– Вырвались, наконец! – Воскликнул Вревский, очутившись на воле.
– Рано радуешься, барон! – осадил его оснаб. – Где твоя зондеркоманда?
– Туда! – Махнул рукой в непроглядную темень ночного леса Вревский. – Бежим…
– Подожди… – остановил я рвущегося «сделать ноги» Вревского. – Командир, ты можешь определить, где сейчас находится Арыхпай? И выжил ли он?
– Могу. – Кивнул оснаб, не задавая лишних вопросов. – В живых почти никого не осталось… – Он прикрыл глаза и сосредоточился, раскидывая Ментальную Сеть. – Он все еще жив, – сообщил командир через некоторое время. – И он – в дедовской башне на Сосновом острове…
– Спасибо, командир! – поблагодарил я Петрова, а после грешную землю Абакана тряхнуло с чудовищной силой.
ЭПИЛОГ
Взбудораженный нарком внутренних дел СССР товарищ Берия, прорвался в кабинет Сталина, невзирая на все возражения Поскребышева, едва ли грудью вставшего на защиту дверей кабинета Вождя. Сталин, так и не уехавший домой, и всю ночь просидевший за работой, успел вздремнуть не больше пары часов. Разбуженный перепалкой за дверьми, он с трудом разлепил набрякшие веки, стремящиеся закрыть слезящиеся глаза, в каждый из которых, как будто по ложке соли насыпали. Не вставая, он нашарил рукой сапоги, которые скинул перед диваном, и, по-старчески кряхтя, поднял с жесткой лежанки задеревеневшую спину. Шею, от долгой работы за документами, тоже ломило неимоверно, постреливая в затылок. Вождь взял себя в руки и, стиснув зубы, наклонился, чтобы натянуть сапоги. Ноги за ночь распухли и едва вошли в узкие голенища. Он натягивал второй сапог, когда в кабинет все-таки прорвался возбужденный Берия.
– Товарищ Сталин, – виновато произнес появившийся за его спиной Александр Николаевич, – ничего не смог поделать…
Сталин махнул секретарю рукой – мол, сам разберусь, и Поскребышев послушно скрылся за дверью.
– Лаврэнтий, – хриплым спросонья голосом произнес Иосиф Виссарионович, – что у тэбя за спешка такой? Нэхороший, ты человэк, товарищ Берия! – Кавказский акцент уроженца Тифлисской губернии проявился во всей своей красе.
– Товарищ Сталин, – виновато, но вместе с тем напористо, выпалил Берия, – вы сегодняшние сводки не просматривали?
– С какого фронта? – Уточнил Вождь, разминая пальцами затекшую шею – жесткий кабинетный диван, на котором он прикорнул, не способствовал лечебному сну.
– Нет, не с фронтов! – Берия без разрешения опустился на один из стульев, стоявших рядом с диваном, и протянул Вождю большой распечатанный конверт. – Только что доставили самолетом…
– И? – Иосиф Виссарионович принял конверт и вынул из него стопку фотографий, сделанных, по всей видимости, из самолета. Черно-белые снимки запечатлели огромный и глубокий каньон, в который низвергался блистающий в солнечных лучах водопад. На самом краю каньона каким-то чудом высилась слегка покосившаяся высокая каменная башня, показавшаяся Сталину смутно знакомой.