Я дернулся, но оснаб держал крепко, да и ткань рубашки оказалась выше всяких похвал – выдержала, не порвалась.
– Подумай, Хоттабыч, кто ты сейчас? – Охладил мой командир. – Ты совсем не тот молодой офицер, красавец и герой войны, кем был семьдесят лет назад! Ты старый и дряхлый старикан! – Он намеренно бил по самому больному, чтобы охладить мой «грудной пожар» – И ты что ты ей скажешь? Здрасьте, я ваша тётя? Вернее, деда! Ты только девчонку испугаешь… Ведь сколько ей сейчас? Восемнадцать-двадцать?
– Я понял… – глухо произнес я, а в груди сильно защемило. – Спасибо, командир… Бес попутал…
– Да не бес это, Хоттабыч, – я увидел в глазах командира какую-то затаённую печаль, – это любовь… Только теперь эта любовь для тебя – недостижима… Прости, старина, но теперь она… Не для тебя…
– Но я же могу её просто увидеть? – с надеждой спросил я. – Хотя бы мельком? Не затевая разговоров, не заходя в гости? Как обычный прохожий?
– Предлагаешь, подождать её? – спросил оснаб. – А если она так и не появится?
– А вдруг? Давай пройдемся по улице, немного постоим… Посидим немного на лавочке… И если её не увидим…
– Продолжим в следующий раз? – ехидно поинтересовался оснаб.
– Ты все-таки лазаешь у меня в голове, командир! – Я по-дружески ткнул его кулаком в плечо.
– Да у тебя на лбу все написано! Вот такими буквами! – Рассмеялся Петров. – Ладно, пойдем уж, прогуляемся…
– Командир… – Я сглотнул комок, вставший в горле, и попытался вновь «вывалится» на знакомую до боли улицу. Но был опять остановлен Петровым.
– Не спеши, старичок! – Оснаб вытащил из перчаточного ящика наручные «командирские» часы. – Примерь-ка вот эту вещицу.
– Зачем? – удивился я, принимая дорогой «подарок» из его рук. – Мне форсить уже поздно…
– Примерь-примерь! – Настаивал на своем оснаб. – Это не простые «котлы»[22], а очень даже особенные!
– И чем же? – застегивая кожаный ремешок, поинтересовался я.
– Это самый мощный из известных на данный момент блокираторов Силы, – пояснил оснаб. – Новейшая разработка! Сам понимаешь, что лучше перебдеть. А то тебе буденовку от встречи с молодой благоверной сорвет – и порушишь, нахрен, всю округу!
– Да я… Я буду держать себя в руках! Обещаю, командир! Ты же знаешь, мое слово – кремень!
– Знаю, – спокойно кивнул оснаб, но и подстраховаться не помешает!
Мы вышли из машины и медленно перешли дорогу. Я во все глаза пялился на две девичьих фигурки, которые пропалывали от сорняков большие клумбы, на которых «колосилась» обычная сельская «культурка». Я запоздало вспомнил, что в феврале 1942-го года московские газеты стали призывать горожан активнее заниматься садоводством и огородничеством. Для этого москвичам рекомендовалось использовать даже балконы жилых домов. Вместо плюща и настурций окна городских квартир предлагалось обвить обыкновенным горохом. Газоны же во дворах по весне засевать не красивой, но абсолютно бесполезной травкой, а съедобной зеленью – лучком, укропчиком и петрушкой.
Москвичи охотно вняли этим призывам. Уже в мае-июне город превратился в большой огород. Люди копали грядки, где попало и как попало. Даже в самом центре города, в Газетном переулке, жильцы близлежащих домов умудрились продырявить в асфальте дырки и разбить несколько грядок. Милиция смотрела на эти вольности сквозь пальцы.
Мы медленно подходили все ближе и ближе. И вот, наконец, одна из девчушек повернулась…
Глава 7
В груди гулко бухнуло, в ногах появилась предательская слабость… Но нет, это была не она. Я пригляделся и с трудом узнал соседку-подружку своей благоверной – Катю Зеленцову, если я правильно помню… Сколько лет-то прошло!
Девчонка бросила на нашу с оснабом парочку, медленно приближающуюся к ним по тротуару, быстрый взгляд и тут же отвернулась. Видимо для молодой девчушки наш старперный состав не представлял особого интереса.
– Глаша, – звонко позвала она подружку, – может еще и фасоль посеем? Места хватит…
Вторая девчушка оторвала голову от импровизированной грядки, в которую была превращена цветочная клумба. Вот тут мне основательно «поплохело»: в глазах потемнело, дрогнувшие ноги реально «просели» и «переплелись» между собой. И я, всей своей костлявой тушкой, грохнулся на землю рядом с возделанными грядками. Только кости хрустнули! А с головы слетела моя соломенная шляпа и покатилась этаким веселым колесом вдоль дороги. Уж на что у оснаба реакция неплохая, но поймать он меня до падения не успел…
– Ай! Ох! Дедушка! – Девчонки синхронно взвизгнули от неожиданности, а затем вместе кинулись ко мне.
22
Котлы – часы (тюремно-лагерный жаргон). В лагерях для заключенных, занятых на шумных стройках, о перерыве на обед, а также о начале и окончании работы оповещали с помощью списанных с кухни котлов. В такую посуду звонили, как в колокола. Тогда это слово обрело особенный смысл. Со временем оно стало использоваться вне контекста и перешло в жаргон.