— Ну, сука, наконец-то уродец получил по заслугам! — С надеждой выдохнул я.
— Погоди еще радоваться, — рассмеялся оснаб, — ничего еще не закончилось.
— А что, у них не получилось? — Мои глаза полезли на лоб.
— Прямо с языка снял! Не получилось! — подтвердил Петров. — К тому моменту Великий Шаман Хоргыз достиг вершины своего могущества, а «Осененные» Российской Империи находились еще, можно сказать, в зачаточном состоянии. Куда им до Пожирателя Душ? Великий Шаман «играючи» отбил несколько атак, захватив в плен всех «пробужденных» армейских военачальников. Его личная гвардия — Сайготы, на какое-то время была обеспечена «пищей», да и простым Духам-Тёсь с лихвой хватало Праны обычных смертных, погибающих на подступах к Абакану. Кстати, идея переливать Силу и Прану в кристаллы-накопители, пришла именно Пожирателю Душ с подачи Духов.
— То есть, вот эти светящиеся камешки, в которые можно закачивать энергию, придумал он? — Тут уж я реально удивился: никогда не мог представить такого скользкого урода «продвинутым изобретателем». Прямо, сука, доктор Френкенштейн какой-то!
— Так он пытался сохранить Жизненную Энергию, если присутствовал её переизбыток. По сути, он создавал «консервы» или «сухпай» для своей армии Духов. А теперь во всем мире используют его изобретения без всякого зазрения совести. Особенно фрицы — их Пранотрансфузер основан на принципах, «разработанных» именно Пожирателем Душ.
— Гребанный парадонтоз! — Продолжал я ругаться, не сдерживая эмоции. — Как оно мне все дорого! Чем все закончилось-то, Петрович?
— Руководство Имперской Армии, оценив, наконец, масштаб и уровень Силы Хоргыза, остановилась, заблокировав территорию Абакана, и запросила переговоров. Среди пленных командиров были довольно-таки влиятельные в Империи лица. И Великий Шаман выкатил им свои условия: признать село Усть-Абаканское с прилегающими лесными территориями — независимой вотчиной Хоргыза. Плененных высокорожденных Сенек Пожиратель Душ «великодушно» согласился поменять, но на других «пробужденных», не скрывая, что последние будут лишены Праны и умрут.
— И на его предложения согласились? — потрясенно воскликнул я.
— А куда им было деваться? — усмехнулся командир. — Хоргыз на тот момент был непобедим. Пришлось договариваться. Но наши хитрожопые царедворцы и тут быстро нашли выход из ситуации — они обменяли своих «коллег» на Осененных преступников, которых так и так бы казнили. И волки сыты и овцы целы! Быстро состряпали двухсторонний договор, в котором указали «границы» дозволенного Великому Шаману и оставили «кордоны» и убрались восвояси с его независимой от государства вотчины.
— Не могу поверить… — покачал я головой. — И ему все сошло с рук?
— Сила, старичок! На тот момент ему не было равных в среде Шаманов-Магов-Осененных, и он мог диктовать свои условия да хоть всему миру! Как это сейчас пытается проделать Гитлер…
— Кишка у тонка! — безапелляционно заявил я. — Обломается, утырок!
— А самое смешное, знаешь, что? — риторически спросил меня оснаб. — Что уже через год под стенами Абакана вновь стояла Имперская делегация, которая «слезно просила» у Хоргыза принять новую Партию Осененных преступников, которых не могли удержать ни Российские тюрьмы, ни каторги, ни ссылки. Именно так и возникла «идея» превратить Абакан в этакий город-тюрьму для «Осенных»…
Глава 16
— Вагон столыпинский, кругом решеточки, конвой из Вологды, не до чечеточки!
Вагон столыпинский, не до бутылочки, а из Бутырочки — до пересылочки [1]…
— А ну заткнись, вражеская морда! — Обозленный чем-то конвоир вхреначил прикладом автомата по решетке нашего «отдельного купе» в вагонзаке [2], которое мы делили с командиром, ротмистром Вревским и еще каким-то нелюдимым хмырем, который за всю дорогу не проронил ни слова.
[1] Строчка из песни «Столыпинский вагон» группы Лесоповал. Слова: М. Танич, муз: С. Коржуков.
[2] Вагонзак (вагон столыпинский) — («вагон для перевозки спецконтингента») — специальный вагон для перевозки подследственных и осуждённых.
— А чего так, солдатик? — ехидно поинтересовался я, глядя на «вагонного надзирателя» сквозь прутья, светящиеся защитными символами «клетки Кюри». — Я ж тебе, можно сказать, скрашиваю долгое унылое времяпрепровождение. Цени, родной! Как говорится: нам песня строить и жить помогает…
— Заткнись, я сказал, сволочь старорежимная! — злобно прорычал рядовой, вновь саданув по светящейся решетке окованным металлом торцом приклада ППШ [3], отчего та возмущенно моргнула и низко протяжно загудела. — Ненавижу вас, Сенек сволочных! Не забыл еще, как «под вами» нам, чернокостным, сладко жилося…
[3] ППШ — 7,62-мм пистолет-пулемёт образца 1941 года системы Шпагина.
— Ты чего творишь, Табакин? — Из закутка для надзирателей в коридор вагона, оделенный от «зэков» Магическими решетками, выскочил обеспокоенный начальник конвоя. — Совсем рехнулся, болван? Наш «столыпин» еще царских сидельцев помнит! А Конструкты решетки и вовсе на ладан дышат! А ты их хреначишь со всей дури, почем зря! Хочешь остаться с этими Сеньками один на один? Безо всякой Силовой защиты? Ну-ну, посмотрел бы я тогда как бы ты обосрался…
— Виноват, товарищ капитан! — Принялся оправдываться конвоир. — Просто отчего-то такая злоба меня взяла — обычных ЗэКа [4] гуртом в теплушках, словно животину бессловесную возють, а этих… Ух! — Рядовой даже зубами заскрипел от злости. — И тут они в какаве-шоколаде, падлы — словно короли какие в спецвагоне едут! Ну, почему, тащ капитан, кому-то все, да на голубом блюдечке с золотой каемочкой, а кому-то — шиш с маслом?
[4] ЗэКа (ЗК, зэк) — аббревиатура, обозначающая заключенного, лицо, подвергнутое аресту и лишенное свободы по приговору суда, отбывающее наказание в специальном учреждении — колонии, следственном изоляторе, тюрьме и тому подобное.
— Послушай, Табакин, — начальник конвоя — грузный и спокойный мужик «в годах», не первый год сопровождающий этапы в Абакан, медленно подошел к подчиненному и заглянул тому в мутные белесые глаза, — ты откуда, сука, тут такой «сердобольный» взялся? Небось, всю службу обычных зэков и конвоировал?
— Так точно, тащ капитан! — отрапортовал Табакин. — Переведен в ваш отряд в виде поощрения, на место комиссованного по возрасту и здоровью старшины Сидорова…
— То-то, как я погляжу, у тебя замашки дурацкие, — недовольно пробурчал капитан. — Запомни, щегол: тут тебе не там! У нас подчас таких Силовиков этапируют, которые одним плевком всю нашу команду к праотцам спровадят! Только на Защиту «Кюри», «коктейль Збарского», да на индивидуальные Блокираторы вся надежда. А ты их своей железякой, почем зря, тычешь!
— Виноват…
— Заладил он: виноват, да виноват! — Заткнул очередной поток «извинений» подчиненного капитан. — Башкой, лучше, думать учись, лоботряс — здоровее будешь! — посоветовал он солдатику. — И я бы, на твоем месте, им не сильно-то завидовал. Абакан — не курорт в Минводах, или, там, например, в Ялте или в Сочах. Туда, вообще-то, подыхать «путевки выписывают», а не отдыхать и подлечивать покосившееся здоровье! Пусть их высокоблагородия, — это слово прозвучало в устах начальника конвоя словно плевок, — наслаждаются последними в их никчемной жизни «спокойными» денёчками… А ты, если еще раз такую выходку себе позволишь — для начала получишь в рыло, а затем — путевочку в штрафбат тебе выпишу, где таким олухам самое место! Понял, недоумок?
— Так точно, понял, товарищ капитан! — поспешно отозвался рядовой Табакин. — Больше не повториться!
— Смотри у меня! — Капитан погрозил подчиненному пудовым крестьянским кулаком и вновь скрылся в своем закутке.
Пока конвоиры перепирались, свечение Зачарованной решетки «Кюри» восстановилось, а неприятный шум сам собой исчез. Заключенные Силовики, до этого с интересом пялившиеся сквозь прутья «на разборки надзирателей» в коридоре — хоть какое-то «развлечение» в дороге, вновь расползлись по своим, относительно комфортным, по сравнению с обычной теплушкой, местам. Это рядовой Табакин верно подметил — вагончик наш был еще той, старой дореволюционной постройки, и изначально «затачивался» под перевозку аристо-Осененных, пусть и нарушивших закон, даже и особо тяжко. Но быть настоящими аристократами заключенные и после этого не перестали. Вот и ехали на собственное «заклание» в Абакан в относительном комфорте, чтобы не было урону высокородной мрази, по сравнению с остальной чернью, которую зачастую гнали по этапу и вовсе пешкодралом.