— Та это что, я все устроил? — спросил, когда меня отпустила икота.
— А кто же еще? — усмехнулся Петров. — Среди нас других «Потрясателей», как-то не наблюдается! Это, — он указал рукой на Виноградова, — Медик. Это, — уже на себя, — Менталист. Вопрос: кто же из нас троих «Потрясатель»?
— А других кандидатур точно нет? — Попытался я пошутить. — Может, за дверью поискать?
— Не смешно, товарищ Хоттабыч! — Припечатал меня оснаб. — Если бы я «икотой» тебя не задавил… Даже боюсь предположить, чем бы все могло закончиться!
— А как вы, любезнейший Петр Петрович, это проделали? — задал вопрос профессор Виноградов. — Я, как Медик, могу, воздействуя на определенные органы и точки, вызвать икоту… Но вы же не Медик!
— Я ему просто внушил, — усмехнувшись, ответил оснаб. — Он на самом деле лишь думал… Вернее думал и изображал, что очень сильно икает. Вот и отвлекся! Конечно, с опытным Силовиком такой фокус навряд ли пройдет. Но Хоттабыч-то только-только инициировался, и управлять Силой совсем не умеет…
— А как же моя "Стена"? — ошарашенно напомнил я Силовику-Мозголому.
— Пришлось продавить, — попросту ответил командир. — Защита отличная, но до настоящего мастера тебе еще далеко.
— Хорошо, что вы так вовремя успели среагировать, товарищ Петров! — Виноградов достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
— Ну, как говорится, опыт не пропьешь! — ответил оснаб. — За тобой, Хоттабыч, глаз да глаз нужен — как за дитем неразумным…
— Ага, только неразумное дитя пару-тройку городских кварталов одномоментно не снесет! — Доктор даже на стульчик присел. Похоже ноги его просто не держали.
— Ну, так-то — да! — согласился с ним Петр Петрович. — Он прямо бомба «замедленного действия»…
— Это вы сейчас о чем? — Я медленно поднял глаза на оснаба. — О каких снесенных городских кварталах идет речь? Что я вообще натворил?
Глава 5
Оснаб с Виноградовым подозрительно долго отмалчивались и переглядывались, не решаясь о чем-то сообщить.
— Значит, натворил… — глухо произнес я, хрустнув костяшками пальцев, сжатых в кулак. — Погибших много?
— Нет, — с печатью скорби на лице, ответил Виноградов, — погибших немного, но они есть… Это бессмысленно скрывать: рано или поздно вы отсюда выйдете и сами все узнаете. Очень много раненных и покалеченных… — глухо продолжил он. — Ваше однократное и спонтанное Силовое воздействие оказалось намного разрушительнее даже многочисленных авиабомбежек вражеской авиации…
— Черт! — Я скрипнул зубными протезами, а вокруг меня распространилось какое-то «марево» и опять все вновь мелко завибрировало.
— Прекратить истерику! — Рявкнул, едва ли мне не в ухо, оснаб. — Ты офицер, или плаксивый задрот, мать твою! Отпусти Силу! Сейчас же!
Легко сказать, «отпусти Силу», если ты и знать, не знаешь, как её «взял». Я закрыл глаза и постарался расслабиться, прогнать из головы копошащиеся там панические мысли и проклятия самого же себя в свой собственный адрес, отрешиться от всего. Если я сейчас в очередной раз «психану», это может обойтись окружающим в стократ дороже! Я, действительно, кто? Офицер, или плаксивый задрот? Да и еще старый плаксивый задрот…
«А ну-ка взял себя в руки и сжал булки до французского хруста! — приказал я сам себе. — Рефлексировать и голову пеплом посыпать позже будешь — после победы! Фух! Отпустило… вроде…»
Я открыл глаза, в поле моего зрения продолжали маячить напряженные физиономии оснаба и профессора Виноградова.
— Я же говорил — он сам справится! — наклонившись к сидевшему Медику, удовлетворенно произнес оснаб. — Я этого старого мальчонку как облупленного знаю!
А он ведь правду говорит, что знает меня, как облупленного. Так ведь и я его не хуже! Всему виной слияние наших сознаний, когда он в первый раз приехал меня допросить. Уникальный случай — даже матерые Мозголомы — майор Мордовцев и полковник Капитонов подтвердили, что это действительно так — не было раньше в их практике таких вот «прецедентов». Вот и выходит, что мы с командиром теперь знаем друг о дружке столько, словно прожили друг вместо друга свои, не очень-то простые и не особо счастливые жизни. Всякое в них бывало: и воевали, и горевали, и в местах, не столь отдаленных, посиживать обоим доводилось… Однако, была у нас с ним одна общая черта, что сковывала крепче булатных цепей: ни он, ни я ни разу в жизни и не помыслили родину предать, как бы трудно и горестно нам с ним не приходилось. Конечно, все очень сложно и непросто в этом вопросе… Вон, товарищу оснабу и с нынешней властью в Гражданскую порубиться насмерть пришлось…. Однако, все взвесив, в конце концов, он к одному простому выводу пришел, хотя дался ему он ой, как не просто: что присягал командир на верность вовсе и не царю батюшке, а только лишь своему Отечеству… И Отечество то, в тяжелый и черный час, в его верной службе ох, как нуждалось…
— Ох, и пугаете вы меня, Гасан Хоттабович! — не таясь, признался профессор.
— А я слышал, что мощного Медика-Силовика совсем не так просто на тот свет спровадить. Или наврали, демоны? — ненавязчиво спросил я.
— Ох, святая простота! — Эмоционально всплеснул руками Владимир Никитич. — Нет, не врали: при всех прочих равных условиях, упокоить Силовика-Медика даже средней категории, конечно возможно, но очень проблематично! Это еще как постараться нужно, чтобы прибить. Очень постараться.
— Ну, а вы-то, явно не к средней категории относитесь, Владимир Никитич? И чего тогда переживаете?
— Так я же не за себя переживаю, — отмахнулся от меня, словно от неразумного младенца Виноградов. — Медиков у нас раз-два и обчелся, даже Силовиков других специализаций, если взять в отношении к общему уровню населения — мизер! Хоть в столице их концентрация повыше будет, чем в целом по Союзу. А сейчас и вообще — основная масса на фронте. Вот и прикиньте, кто от вашего воздействия, скорее всего, пострадает?
— Да тут и думать нечего… — Я опять скрипнул искусственными зубами. Конечно те, кто ни в чем не виноват… — Я постараюсь, товарищи… Не допустить повторения…
— Послушайте меня, Гасан Хоттабович, — профессор положил свою руку поверх моих, сложенных на груди, словно у покойника, — если бы с «пробужденными» было все так просто… Хочу — не хочу… Вы очень мало знаете об окружающем вас мире. У вас очень огромный Резерв и мощнейший Источник. Вы слишком быстро инициировались… По-моему, история еще не знала инициации всего лишь за тридцать восемь часов? — и он вопросительно взглянул на Петрова.
— Я тоже ничего о таких случаях не слышал, — подтвердил слова Медика оснаб.
— Все осложняется тем, что вы абсолютно не обучены, — продолжил Владимир Никитич. — Вы не умеете контролировать спонтанные всплески Силы… Вы опасны для общества, Гасан Хоттабович, и ничего не сможете с этим поделать. Пока не научитесь владеть Силой настоящим образом!
— Я понял, что мне нужно учиться, учиться и учиться, как завещал товарищ Ленин, — согласился я с доводами профессора Виноградова. — Я пока — та самая пресловутая обезьяна с гранатой.
— Очень очно подметили, Гасан Хоттабович! — произнес, улыбнувшись, Медик.
— Так, может, меня куда подальше закинуть, пока научусь? Например, в район вечной мерзлоты? Или в пустыню, какую, где людей поменьше? Чтобы, значит, если вдруг опять прорвет…
— А где гарантия, что радиус воздействия будет таким же? — возразил оснаб. — Что он не будет расти? Если он уже не вырос до невообразимых пределов? Никто ведь не знает точной величины вашего Резерва. С Высшими Силовиками, увы, это все-равно, что гадать на кофейной гуще!
— А я Высший Силовик? — «Закинул я удочку».
— Ну, — развел руками оснаб, — выходит, что так.
— И, типа, Землетряс?
— В числе прочего, — подтвердил мою догадку оснаб.
— А еще что могу?
— Из того минимального набора, что мы смогли определить — есть зачатки Ментального Дара, Медицинского, чуть Огненной стихи, чуть Воздушной… Одним словом всего по чуть-чуть, ну очень солидный букет выходит.