— Хорошо, майор, — кивнул головой Петр Петрович, — ваши замечания очень ценные! Но насчет спеццентра — это вы… — И он укоризненно покачал головой. — Не ровняйте нашу науку с нацистской!
— Виноват… — в очередной «покаялся» Засядько.
— Полно! — Остановил его вмахом руки Петров. — А теперь хотелось бы посмотреть воочию на вашего «престарелого контрика и диверсанта», — с едва заметным сарказмом произнес он.
— Так это, товарищи, может, сначала перекусите? Егоров уже, наверное, на стол собрал…
— Сначала дело, товарищ майор! — непререкаемо заявил оснаб.
— Так остынет же все… — печально произнес Станислав Борисович.
— А мы не гордые, майор! — хохотнул, поднимаясь с места генерал-лейтенант. — И холодного с удовольствием порубаем!
— Пойдемте, товарищи, — Станислав Борисович поднялся со стула и повел высокое начальство в подвал.
Оснаб с интересом осмотрел активированную систему защиты и изумленно покачал головой:
— Солидно! Лет двести, не меньше, а все функционирует!
— И причем, без сбоев! — похвалился маойр, хотя это, в общем-то, была вовсе и не его заслуга.
Петров дождался, пока майор деактивирует защиту и первым зашел в услужливо распахнутую дверь.
Я сразу его узнал, когда он переступил через порог — Петр Петрович Петров, незабвенный товарищ летнаб, под началом которого я в сорок третьем проходил серьезную подготовку в разведшколе «СМЕРШа». По тому, как Петров сбился с шага, и по изумлению, которое прорвалось сквозь его непробиваемую маску спокойствия, я понял, что он тоже меня узнал. Справившись с чувствами, Петров прошел в камеру, освободив проход для целого генерал-лейтенанта и знакомого мне майора. Это что же, по мою душу такая солидная «комиссия» собралась? Другого объяснения присутствия здесь такого высокого начальства у меня не было.
— Здравия желаю, товарищ летнаб! — скрипуче, словно несмазанная телега, произнес я. — Рад видеть вас вновь живым! — огорошил я всех присутствующих своим заявлением.
— Как это, вновь живым? — не въехал схода в тему генерал-лейтенант. — Откуда он тебя знает, Петр Петрович? И почему летнаб?
Но ответа Медведев так и не дождался: мой бывший и давно уже мертвый «учитель» впился в мое морщинистое лицо долгим и немигающим взглядом. Я почувствовал, что у меня под черепушкой, словно сквознячок пролетел. Слабенький, едва заметный. Но я все равно уловил чужое воздействие на свой разум, хотя в этот раз все было гораздо незаметнее. Не так топорно и болезненно, как с майором. Ах, вот ты как? Без моего разрешения в моей башке решил покопаться, старый друг? Не выйдет, товарищ летнаб, хоть и уважаю я тебя безмерно! Хрен тебе! — И я резко «отсек» свои мысли от окружающего мира, заслонившись прочной от проникших в мой мозг «щупалец» незыблемой бетонной стеной.
— Оставьте нас одних! — неожиданно глухо произнес Петров, не оборачиваясь и не разрывая со мной зрительного контакта. Мне показалось, что его карие глаза медленно изменяли цвет радужки, постепенно выцветая.
— Но эт… — заикнулся, было, генерал-лейтенант, но Петров не дал ему высказаться, грубо оборвав на полуслове:
— Дело государственной важности, товарищ генерал-лейтенант! Особо секретно! У вас нет надлежащего допуска, Никифор Васильевич!
— Понял, товарищ оснаб, — Медведев досадливо «крякнул» и не стал спорить со своим неприметным спутником, а, развернувшись, вышел в коридор каземата. — Пойдем, майор, перекусим — похоже, что это надолго…
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант! — Засядько выскользнул из камеры вслед за командующим и закрыл за собой толстую дверь.
Больше никаких звуков из коридора не доносилось. Петров, наконец, отвел взгляд и, сняв фуражку, пригладил рукой вспотевшие волосы. После чего уселся на лавку и тихо поинтересовался:
— Почему летнаб?
— Я был знаком с вами… вернее с вашим двойником из моего мира… Он так же, как и вы, всегда был одет во френч без знаков различия и наград… И всегда представлялся как летнаб — летчик-наблюдатель… Но настоящее его имя, звание и должность в РККА мне до сих пор неизвестна. Как к вам обращаться здесь, товарищ Петров?
— Оснаб, — сообщил Петр Петрович. — Осененный-наблюдатель.
— То есть маг-колдун? — Я против воли усмехнулся. Ну, никак не могу привыкнуть к этой чертовой магии.