— А что не так с вашим возрастом? — поинтересовался Вильям Карлович.
— Так дедуле сто два года! — вместо меня со смехом ответила Надюшка. — Еще бы не заинтересоваться!
— Ох! Вы не шутите, любезная…
— Надежда Нефедова! — представилась Надюшка, тоже поднявшись на ноги.
— Нефедова-нефедова… — Вновь «заскользил» носом по строчкам доцент. — Есть! Нефедова Надежда! — И он поставил «крыж» напротив её фамилии.
— Ничуть не шутит! — хрипло отозвался я. — Сто два — как один день!
— Ваш возраст, любезный Гасан Хоттабович, действительно внушает! — Покачал в изумлении головой Вильям Карлович. — И даже спрашивать не буду — как вы оказались в рядах этих достойных молодых людей… Ну, кроме некоторых… — Он бросил взгляд на замершего на полу Толоконникова. — Которым — наука… Просто так в Силовое отделение училища не попасть… Так вот, — он, наконец, вновь вернулся к теме предыдущего разговора, — чтобы изменить человеческое обличье на, так сказать, допустим, шакалью морду…
— Как у Анубиса? — вклинился я с уточняющим вопросом.
— Да, как у Анубиса, — кивнул старичок, — потребуется неслабое такое воздействие Силовика-Тератоморфа. Я, к примеру, мог бы «вырастить» у этого нахального курсанта пару лосиных рогов…
Класс утонул в хохоте, представив Толоконникова с рогами на макушке.
— Но не буду этого делать! — подождав, пока смолкнут смешки, продолжил Вильям Карлович, пускай ему рога будущая супруга отращивает… — Последние слова доцента вновь потонули в веселом смехе. — А вот на глобальное изменение облика, по типу Анубиса или сокологолового Ра, не хватит мощности моего Источника. Ладно, — Шильдкнехт поднялся на ноги и вышел из-за учительского стола, — считаю наказание вполне достаточным, чтобы кое-кто задумался о своем дальнейшем поведении.
Подойдя к «поверженному» курсанту, доцент присел над ним на корточки и провел левой рукой по безротому и безглазому лицу, словно прилипшую паутину снимал. Опаньки! Вот и «прорезались» потерянные «органы»!
— Ну-с, молодой человек, — произнес субтильный старичок, карикатурно сморщившись от бьющего из окна прямо ему в лицо яркого лучика солнца, — будете еще безобразничать на моих лекциях?
— Нет-нет! Что вы? Нет! — Поспешно залепетал дрожащим голосом Егорка, хлопая вновь обретенными глазами. — Простите дурака, Вильям Карлович! И слова дурного… да и вообще слова… от меня больше не услышите!
— Запомните, дорогие мои товарищи курсанты! — поднявшись с корточек, во всеуслышание объявил преподаватель. — Что с первого взгляда невзрачный и никчемный жалкий человечишка, которого, казалось бы, плюнь и разотри — на деле может оказаться очень опасным противником! Никогда! Запомните! Никогда не грубите неизвестным вам людям! Будьте взаимно вежливы и обходительны друг с другом! Кто знает, что за Сила скрывается за внешне неприглядной вывеской?
Вот молодец, дедок! Как прожарил напалмом «зажравшиеся» душонки! Может, хотя бы сейчас, некоторые и призадумаются…
— Перерыв десять минут! — объявил доцент, подойдя к учительскому столу. — Приведите здесь все в порядок, а после продолжим наши занятия! — Он раскрыл потертый кожаный портфель, лежавший на краю столешницы, и достал из него жестяную коробку папирос «Девиз». — Курите, Гасан Хоттабович? — поинтересовался он.
— С удовольствием составлю вам компанию, уважаемый Вильям Карлович! — произнес я, тоже поднимаясь.
— Угощайтесь! — Доцент поднес ко мне открытую жестяную коробку, откуда я вытащил папироску. — Эти намного ароматнее казенных! — пояснил он.
— Премного благодарствую! — велеречиво ответил я, направляясь к выходу из класса следом за доцентом-коротышкой.
Мы вышли во двор и неспешно продефилировали до беседки, оборудованной лавками и мусорными ящиками для курящих преподавателей, курсантов, начальства и остального «обслуживающего» персонала училища. Приземлившись на одну из лавок, мы с удовольствием задымили. Табак в «Девизе» действительно выгодно отличался от папирос «Дымок», выданных мне начхозом Пасичником.
— Весьма недурственно, Вильям Яковлевич! — после пары глубоких затяжек, похвалил я выбор доцента.
— А! Заметили, как мягко идет? — похвалился доцент, выпуская дым кольцами. — А от этого вашего «Дымка» только глотку дерет — спасу нет!
— Спасибо, что хоть не махру начхоз всучивает! — И не подумал расстраиваться я. — Хотя, на безрыбье и рак — рыба, а махра — курево!