Я едва не клевал носом, сидя на лавочке в беседке, с блаженством покуривая на сытый желудок. У курсантов до отбоя — свободное время, кроме таких, как я — летчиков-залетчиков, для которых у старшего наставника Болдыря всегда найдется занятие. Меня, Надюшку и Тимку Шапкина с нетерпением ожидал общественный уличный туалет.
— Че, дед, совсем сил не осталось? — вырвал меня из блаженной дремы грубый голос старшего наставника.
Тьфу, ты! Вспомнишь дуболома — он и появится!
Болдырь плюхнулся на соседнюю лавку и тоже закурил.
— Вот скажи мне старый: для чего тебе все это нужно? — Старший наставник огладил рукой пышные усы и сплюнул в металлический ящик для окурков.
— А меня нешто спрашивали? — прикинувшись «ветошью», ответил я. — Я ить и тебя, милок, о том же самом спросить могу: на кой оно мне сдалося, такое вселенское счастье? — Я продолжал усиленно косить под полоумного и давно выжившего из ума старикана. Глядишь, и отстанет, морда фельдфебельская. — Угораздило жа пробудиться на старости лет, товарищ старший наставник! — Продолжал я слезливо сокрушаться дрожащим голоском, без зазрения совести «давя на жалость». Но гребаного сатрапа и дубового солдафона мои стенания ни разу не растрогали. — И не тронули ба, — продолжил я лить крокодиловы слезы, — ежли б не величина чертового Резерву…
— И сколько насчитали? — поинтересовался между делом Больдырь, поглядывая на меня прищуренными глазами.
— Да, — небрежно отмахнулся я, — какие-то косорукие неумехи все время попадались — только две своих машинки почем зря спалили. А о своем Резерве я как не знал, так и до сих не знаю ничо!
— Да уж, картина маслом… — Сдвинув фуражку на лицо, почесал затылок старший наставник. — Косоруких у нас в Рассее всегда хватало: что при бывшей власти, что при нонешней! Говоришь, не повезло тебе, дед? Забрили без твоего желания?
— Как есть, не повело, товарищ старший наставник! Вот ей-ей! — Мелко затряс я головой и «незаметно» перекрестился. — Посмотрел бы я на тя, господин хороший, как бы ты под сраку лет кирзачами плац полировал, а опосля нужники засраные чистил…
— Ну, во-первых: не господин, а товарищ…
«Тамбовский волк тебе товарищ!» — мысленно «поправил» я Болдыря.
— А во-вторых, — продолжил усач, — раз попал, как куря в ощип, будь любезен соответствовать установленным командованием нормативам. Как-то неохота за тебя взыскания от начальства выхватывать!
— Ну, если надо — значит надо… — Я театрально вздохнул и затушил сотлевшую папироску о металлическую стенку ящика. — Бум соответствовать, товарищ старший наставник!
— Верное решение! — одобрил мои слова Болдырь. — А теперь дуй к начхозу Пасичнику, и возьми у него на всех залетных лопаты и ведра! Минут через… — он бросил взгляд на часы, — двадцать к клозету должен золотарь с телегой прибыть. Как все зачистите — можете быть свободными. Все ясно, курсант Абдурахманов?
— Так точно, товарищ старший наставник! — Вот же сука, какой кайф обломал!
Я медленно поднялся с лавки и, продолжая исправно поднимать пыль сапогами, неспешно потащился в сторону вещевых складов — вотчину младшего лейтенанта Пасичника. Отдаляясь от беседки, я прямо-таки физически чувствовал пристальный взгляд Болдыря, сверлящий мне спину промеж лопаток. Чем же я ему так не понравился-то? Походе, действительно, всю «статистику» ему порчу. Ибо другого объяснения такой повышенной кислотности к вашему покорному слуге не находил. А может, он просто говно-человек? А что и такого добра тоже хватает! Не стану лишний раз над этим голову ломать!
— А! Гасан Хоттабыч, проходи дорогой! — А вот с начхозом Пасичником у меня как-то с первого раза все ровно сложилось. Таких вот, как он — веселых балагуров, но вместе с тем рачительных и бережливых хозяйственников, я неоднократно встречал. И что характерно, с каждым из них я себя чувствовал буквально после совсем недолгого общения так, как будто знал всю свою жизнь.
Пасичник встретил меня возле складских дверей с уже подготовленным «клининговым набором»: тремя совковыми лопатами и таким же количеством весьма помятых жестяных ведер.
— Ты, когда это успел набедокурить, Хоттабыч? — Поинтересовался он между делом. — Болдырь так просто никого гавно разгребать не посылает! Для этого надо основательно так «залететь».
— Похоже, Николай Богданович, что у нас ним любовь с первого взгляда, — хохотнул я, примериваясь, как бы половчее перехватить инструмент.