- Стебелёк! – осаждал его Пётр Фёдорович. – Прекрати! Степан старше тебя на пятнадцать лет.
- Когда-нибудь и в морду даст, пересчитав зубы, - добавлял Игнат, щурясь и покуривая трубку.
Оба, и Розанов и потомственный шаман были одного возраста, дружили с детских лет и понимали друг друга без слов. Петру Фёдоровичу было за пятьдесят, Игнат на полгода младше. Первый был профессором зоологии, ихтиологом и начальником станции, второй был проводником по камчатским вулканическим кальдерам, котловинам и долинам гейзеров.
Таким образом, на момент обрушившегося ниоткуда бурана, завалившего станцию едва не до крыш, их в коллективе было шестеро. Соня была единственной представительницей женского пола. Сейчас она сидела, недоуменно уставившись на умолкнувший внезапно передатчик и слушала за окном завывания ветра. О поездке на вездеходе теперь не могло быть и речи. Ребята просто не успели бы добраться до поселения рыбаков-поморов. Розанов уже было отпустил её мужа Николая с Лёшей-стебельком, но эта чёртова катастрофа свела на нет все их планы.
В рубку заглянул заспанный и как всегда хмурый Степан.
- Чай вскипел? – не здороваясь, осведомился он, совершенно не стесняясь Соню, что стоит в одних подштанниках. Важин мог позволить себе ходить по станции и в трусах, если бы дело происходило летом. Сейчас был февраль. Даже Пётр Фёдорович не мог ему объявить в приказном порядке, соблюдать приличия хотя бы ради девушки. Впрочем, Соня давно уже к этому привыкла. Она была, пожалуй, едва ли ни единственной из женщин, кто мог ужиться в таком разноплановом мужском коллективе.
- Что? – не поняла она, ещё не совсем отойдя от потрясения.
- Чай, спрашиваю, закипел? – Важин отмахнулся и сам прошёл к плите.
Радиорубка представляла собой сразу и столовую, и место отдыха, и комнату связи – три в одном. Станция находилась на берегу мыса Сивучий: этакий замкнутый в себе и давно забытый собственный мирок, до которого, казалось, на Большой земле уже никому давно не было дела. Работала – и ладно. Вахты или экспедиции сменяли друг друга каждые два года, наблюдая за течениями Берингова моря, лежбищами тюленей, базарами птиц, косяками проходящих на нерест рыб и прочей флоры и фауны камчатского полуострова. В этой вахте, где находилась Соня, они были уже полтора года.
Сама зоологическая станция делилась на три «ветхие избушки», как в кавычках называли её обитатели. Бревенчатый барак с комнатами спальнями, общая рубка, она же и столовая с комнатой отдыха, просторная с двумя длинными столами, плитой, скамьями и отдельной перегородкой для аппаратуры. Гараж для вездехода, сарай, обветшалая водокачка, трансформаторная подстанция и утеплённые будки для восьми собак. Они предназначались для упряжки в холодные месяцы зимы. На Важине лежала ответственность вовремя их кормить, чего он зачастую забывал делать.
Вот и сейчас, очнувшись от потрясения и бросив прощальный взгляд на внезапно замолчавший передатчик, девушка в первую очередь вспомнила о собаках:
- Прежде чем чай пить, вы бы к собакам заглянули. Буран не на шутку разыгрался, а они не кормлены.
Зоотехник недовольно поморщился, накидывая на плечи подтяжки:
- Надо будет, покормлю. Не умрут. Буря утихнет, тогда и выйду.
- Степан, как вам не совестно, вы же зоотехник! Должны любить животных.
- А я и люблю. По-своему.
У девушки навернулись слёзы. Она молчала и переваривала внутри принятую по приёмнику информацию. Разорваться между собаками или будить Розанова? Готовить завтрак или броситься назад в комнату, рассказать мужу о вызове со станции Палана?
Видя её растерянность, зоотехник смягчился:
- Ладно, сейчас выйду, покормлю. Что там с бураном? Воет, не переставая?
- Да. Только что на связь выходила Палана, - немного успокоившись, Соня принялась накрывать на стол. Вместо чайника поставила на плиту большой чан, в котором готовилась еда сразу на весь коллектив.
- Палана? – переспросил Важин, отпивая из кружки. – Странно. Четыре дня молчали, и только сейчас отозвались.
- Связь оборвалась, - пояснила Соня. – Единственное, что успела услышать, это их штормовое предупреждение. Как считаете, отчего так поздно предупредили?
- Проснулись! – хохотнул он. – Палана на противоположном от нас берегу, уже не на Беринговом море, а на Охотском, в заливе Шелихова. Вот и проморгали шторм. У них там, видимо, тихо, не то что у нас.
- А почему тогда молчал Петропавловск? Он же на нашем берегу, да и стационарные передатчики там гораздо мощнее.