Земля ходила ходуном. Пётр Фёдорович Розанов провалился в кальдеру, так и не закончив проверять плёнку. Туда же унесло и потомка шаманских поверий, благодушного и доброго проводника Игната. Николай ещё кое-как цеплялся за дверь, готовую вот-вот слететь с петель.
- Не выходите… наружу! – орал он изо всех сил, пытаясь дотянуться до порога. – Не покидайте столовой! Лёша, спа-сай Со-ню!
Его ещё раз подбросило, крутануло вокруг своей оси, впечатало затылком о край выступающего угла и протащило по крыльцу барака. С грохотом обрушилась водокачка. Напоследок всё в один миг стихло. Он потерял сознание. Уцелевший пёс Фарад, скуля и поджимая лапы, подполз к нему и лизнул в застывшее лицо. В долю секунды всё прекратилось.
Наступила тишина.
********
…Когда Николай пришёл в себя, над ним склонилось до боли любимое и родное лицо Сони. Девушка смачивала компрессом затылок, в висках стреляло, казалось, в голове стучали сотни наковален. Кругом не доносилось ни звука.
- Где все? – прохрипел он, приподнимаясь на локте. Сразу нахлынул поток обрывочных воспоминаний, как его тащило по полу, изгибая тело под чудовищным давлением. Пронеслись жуткие картины снежного оползня с вывернутыми наизнанку тушками птиц и мелких грызунов. Образ профессора, исчезающего с открытым в крике ртом под громадной массой чего-то липкого, бесформенного, похожего на замёрзший кисель. Следом за образом начальника станции мысленно промелькнул скорченный силуэт Игната, падавшего в разлом образовавшегося каньона. И Степан…
Странно, но Степана он не вспомнил, сколько не морщил пылающий лоб.
- Лежи, миленький, - всхлипнула Соня. – Лежи, не шевелись. Сейчас Лёша вернётся со двора и всё тебе расскажет.
- Больно-то как, - охнул Николай, дотронувшись до затылка. – Ты цела, ангел мой? Не пострадала?
- Нет. Стебелёк прикрыл собой, когда нас начало вытягивать на улицу. Он же тебя и перенёс сюда.
- Когда перенёс?
- После того, как тебя швырнуло об угол. Когда всё стихло, он бросился к тебе.
- Сколько прошло времени?
- Часа полтора. Он уже на улице, ищет останки… - она не договорила, всхлипнув второй раз.
Николай отпил глоток разбавленного спирта, протянутого Соней. Сразу стало легче.
- Значит, всё закончилось? – откинулся он на подушку.
- Похоже, да. Столовая и рубка не пострадали. Я ещё не выходила во двор, всё время с тобой. Но Лёша забегал один раз, крикнул, что ни сарай, ни водокачка не уцелели. Нет ни собак, ни Петра Фёдоровича, ни Игната. Все как сквозь землю провалились.
- Так оно и было, - вздохнув, поморщился инженер станции. – Я видел, как их засасывает внутрь вместе с животными, птицами, обломками построек и корнями деревьев. Это, Соня, был какой-то смерч. Я такого на Камчатке не видел. Да что там на Камчатке. ВООБЩЕ в своей жизни не видел!
Он приподнялся и ощупал повязку.
- Спасибо за спирт. Полегчало. Оставайся здесь, попробуй настроить рацию. Если выйдет Тигиль или Петропавловск – передавай сигнал бедствия. Или отстучи телеграфом «SOS». Я выйду к Стебельку. Может, что-нибудь сообща обнаружим.
- Ты же едва стоишь на ногах! – попыталась она удержать мужа. – Хоть пять минут посиди. Я крикну Лёшу.
Николай и сам чувствовал, что не сможет сделать и пары шагов. Голова раскалывалась, повязка пропиталась кровью.
- Посиди, мне нужно сделать ещё одну перевязку, - насильно усадила она Николая. – Сейчас крикну Лёшу.
Несколько минут спустя, в столовую ввалился Алексей. На нём не было лица. Всё что успел прочитать Николай в его взгляде, это бесконечная печаль и оцепенение от увиденного. Пока Соня перевязывала затылок, Стебелёк поведал:
- Всё разрушено. Местности я вообще не узнаю. Ни останков наших товарищей, ни собак. Один Фарад уцелел. Он-то мне и помогал в поисках. Перевёрнуто всё вверх дном. Похоже, целый геологический пласт земли съехал в сторону, образовав бездонный каньон. Там до сих пор всё обсыпается, бьют из-под земли гейзеры. Такого землетрясения я ещё не видел, - глотнув спирта, отёр он рукавом измазанное лицо. Пот катил ручьями.