– Жарко стало, как в печи у дьявола. Ключ бьет, не переставая: кругом из-за пара ничего не видно. Снег растаял, превратившись в сплошную сель, как на Амазонке во время тропических ливней. Фарад едва не ошпарился. Сначала этот чёртов буран, взявшийся ниоткуда, затем землетрясение, похожее на катастрофу…
- Это не землетрясение, Лёша, - задумчиво произнёс Николай, лежа головой на коленях Сони. Девушка заботливо меняла компресс. Стебелёк поставил чайник.
- А что тогда?
- Не знаю. Все известные нам сопки далеко. Никольская, Ключевская, Крестовская, Безымянная… все разбросаны на многие километры от нас. Кальдеры Узона тоже далеко. В сорока километрах от нас расположена небольшая сопка в кальдере, но вулкан там не действует. Он спит уже несколько десятилетий. Последнее извержение было в 1945 году, зимой, когда вулкан выдохнул облако дыма и газа почти в стратосферу. Город тогда дрожал, в домах качались лампы, звенела посуда. Корякская сопка и Козельский вулкан плюс Вилюйская сопка – все они тоже сравнительно далеко. Эх, - вздохнул Николай, - сейчас бы нашего шамана сюда, он бы нам поведал географию своего края. Но то, что мыс Сивучий подвергся какой-то непонятной природной катастрофе, абсолютно нехарактерной данному климатическому региону, это факт.
- И ежу понятно, что наше побережье утонуло сначала в буране, потом в оползне, - хмуро заключил Стебелёк. От его весёлости не осталось и следа. Положение было настолько удручающим и катастрофическим, что хотелось выть от бессилия. - Единственное, что я успел сделать, это кое-как наладить проводку в трансформаторной подстанции. Свет нам теперь понадобится как никогда. Что будем делать? Думаю, восстанавливать постройки во дворе не имеет смысла, верно? Там почти ничего не осталось.
- Вездеход не уцелел?
- Какое там… - махнул он безнадежно рукой. – Поглотило в каньон вместе с животными и нашим дорогим профессором.
- Что, вообще ничего от них не осталось? – у Сони навернулись слёзы.
- Ни ботинок, ни шнурков, - печально подтвердил Стебелёк. – Мы с Фарадом облазили всё, куда могли проникнуть. Ближе не подпускает горячий гейзер. Я весь вымок, Соня. Приготовь, пожалуйста, сменную одежду. Выйду ещё поползаю, обследую каждый метр. Фарад поможет. А ты, Николай, лежи пока. Через час загляну, расскажу.
- Кушать готовить? – слабо спросила девушка.
- Смеёшься? Тут сейчас не до еды. Комок в горло не лезет. Похоже, мы на станции остались одни. Мы втроём и собака. Без вездехода, без связи, без товарищей и начальника.
- Кот Василий ещё, - сквозь слёзы улыбнулась девушка. – Под столом прячется.
Лёша кивнул, глубокомысленно заметив:
- Котам вообще-то не характерно прятаться от землетрясения. Они должны его предсказывать, - и направился к двери, захватив с собой верёвки, кирку, шахтёрский фонарь, респиратор, накинув резиновый плащ и сапоги. - Попытаюсь как можно ближе подобраться к гейзеру.
- Степана тоже не видел? – бросила ему вслед Соня, когда Стебелёк закрывал уже дверь.
- Важина?
- Да.
- Вот чёрт! – остановился он, словно наткнулся на что-то твёрдое. – А ведь и точно, бес его возьми. О Степане-то я и забыл. – Почесал киркой капюшон там, где должен быть затылок, шумно втянул воздух и скрылся снаружи.
Соня с Николаем остались в тишине одни.
Несколько минут молчали, переваривая происшедшее. Девушка попробовала настроить преемник, но всё было напрасно. Николай провалился в глубокий сон. Голова уже не кровоточила, Соня вколола ему «успокоительное»: пусть подремлет хотя бы полчаса. Затем направилась на кухню.
- А бульон я всё-таки сварю. Мальчикам необходимо.
********
…Лёша-стебелёк уже второй час лазил среди всеобщей разрухи. Фарад помогал ему лаем, когда необходимо было вытащить из-под обломков что-нибудь уцелевшее, оставшееся после прохождения оползня. Таким образом, они сообща нашли обрывок парки Игната-шамана, часть разорванного комбинезона профессора Розанова и один из унтов Степана Важина. Это было всё, что им удалось обнаружить. Самих хозяев одежды не было. Их поглотила сель, сквозным потоком забрав с собой в образовавшийся желоб. Стебелёк дважды спускался на несколько метров вниз, рискуя оборваться на верёвках, освещая шахтёрским фонарём бездонную пропасть. Кричал, звал по именам, бил ломом в железный обрубок вездеходной гусеницы. Самого тягача не было видно, он был погребён вместе с останками перемешанных внутренностей животных. Валялись обломанные рога оленей, развороченные тушки всевозможных грызунов, ободранные шкуры волков, рысей и медведей. Лёша насчитал четырёх убитых снежных баранов и более десятка росомах. Количество погибшей птицы не поддавалось счёту. Двор был усеян сплошным ковром развороченного мяса. Здесь делать было нечего. Им срочно необходимо было покинуть станцию, причём, как можно скорее. Гейзеры били из-под земли, растопив снег и превратив его в сплошные потоки горячей грязи. Кругом ключами вырывались струи пара, иные из которых достигали полусотни метров высоты. Всё шипело, пузырилось, двигалось, вздымалось, опадало и оседало. Скоро начнётся повальное разложение, и дышать будет невозможно. Поэтому, когда он обследовал последние метры и свалил в кучу всё необходимое для будущего похода, то не стал заходить в столовую, справедливо рассудив, что может разбудить ещё неокрепшего Николая. Легче, да, собственно, и быстрее было забраться на холм за разрушенной водокачкой, чтобы осмотреть местность и оценить урон пронёсшейся катастрофы. Их станция находилась как раз на мысе, отделённая небольшими холмами. Свистнув Фарада, Стебелёк поднялся на возвышенность. Восточный берег обрывался скалами метров на сорок, а кое-где и более. Края утёсов были рваными, Берингово море, самое большое и глубокое из окраинных морей России предстало перед ними во всей своей грандиозности. Внизу всюду торчали заглаженные волнами скалы – отлив шёл быстро. Кружевная полоса прибоя после катастрофы отодвинулась от берега метров на двести. Между скалами и этой полосой стояла тихая вода с лениво ворочавшимися водорослями.