— Нельзя, не положено. Я и так нарушил Инструкцию.
Девчонки отметили странные метаморфозы, происшедшие с ним…
Второе место по количеству пропущенных занятий после Адыла занимал Абай Борубаев. Тот самый, который в восьмидесятые годы якобы убил каратиста и киноактера Талгата Нигматуллина, сыгравшего в фильме «Пираты XX века». Абай жил не в общежитии, а на квартире родителей в городе. Однако по утрам приходил в нашу комнату и заваливался спать на свободной кровати. Когда мы возвращались с занятий, вместе начинали думать о пропитании. Самый простой способ был подойти к какому-нибудь студенту-«куркулю» из южной провинции и попросить взаймы рубль. Тот, нервно щупая карманы, обязательно ответит, что в наличии имеет всего двадцать копеек.
— Ладно, давай их сюда.
На эти деньги можно было купить буханку хлеба за 16 копеек и сто граммов соленой кильки за 3 копейки. Еще оставалась одна копейка сдачи!
Абай неплохо играл на гитаре и меня научил бренчать на шестиструнке. За это я прозвал его «учителем». Это ему очень нравилось. Последующая его жизнь была окутана тайной. Лет десять назад его имя гремело по всему Советскому Союзу. Ему было посвящено много публикаций в центральных газетах. Он первым в стране превратил экстрасенсорику в дойную корову и умопомрачительно разбогател. Более того, он получил абсолютную власть над душами и телами десятков тысяч поклонников. В Москве и Прибалтике на него молились! Все, что он вытворял, не лезло ни в какие ворота «здравого смысла», поскольку помню, что никакими экстрасенсорными навыками он не обладал (по крайней мере, в студенческие годы). Просто этот двоечник оказался талантливым организатором. Я сейчас жалею, что в ту пору не восстановил с ним контакт. Умер он в 1995 году в тюрьме. Очень хотелось бы когда-нибудь заглянуть в архивы 5-го Управления КГБ и изучить его литерное дело.
Несколько слов о ясновидящих: в середине 70-х, работая секретарем комсомольской организации колхоза «Каракол», по делам заехал в соседнее хозяйство, на конезавод № 113. На крылечке сельпо несколько ребят с утра распивало спиртное. Меня тоже пригласили. Один из них, вдруг пристально взглянув мне в глаза, поднял свой стакан:
— Когда станешь большим человеком, не забывай, пожалуйста, простых людей.
Тост был странный и довольно нелепый. Я хмыкнул. Однако никто из присутствующих даже не улыбнулся. Мне объяснили, что этот парень — блаженный. Все, что он предсказывает, сбывается.
Другой случай: бригадир стройбригады нашего колхоза Баястан часто твердил, что я буду работать в Москве. Господи, какая Москва, когда пределом мечтаний моей супруги было переехать из сурового горного села (она там сильно болела) хотя бы в райцентр! Однако через семь лет я действительно оказался в столице.
Я познакомился со своей будущей супругой Надеждой при довольно забавных обстоятельствах. Друг Улан по прозвищу «Рыжий» 8 марта 1970 года вернулся с ночных посиделок сильно возбужденным. Он рассказал, что ребята пригласили на пирушку девчат с женпеда[3]. Так вот, среди приглашенных ему приглянулась девчонка по имени Надя. Папа киргиз, мама русская. Красавица, комсомолка, спортсменка! Все бы ничего, однако она ростом выше его на голову.
— Она идеально подходит для тебя, хочешь познакомлю?
Я вежливо отказался.
Тогда он предложил другой вариант:
— Я закадрил ее подругу — казашку Баян. Проблема в том, что они — не разлей вода. Даже решили выходить замуж за братьев! Надя сильно мешает нашим с Баян более глубоким взаимоотношениям. Как друга прошу, отвлеки ее!
— Ладно, так уж и быть.
Мы гуляли вчетвером, и на свиданиях девчонки подкармливали нас котлетами со своей столовой. Получилось так, что вскоре мы с Надюшей стали доминирующей парой.
Она была удивительно наивной девочкой, полагавшей, что детей находят в капусте. Ее наивность, признаюсь, вызывала во мне определенные подозрения. Но, когда познакомился поближе с ее родителями и условиями воспитания, все понял. Папа Манаппай — идеалист, добровольцем ушедший на фронт в 17 лет, прибавив в метрике год. Наводчиком миномета дошел до Берлина. После войны долго служил в Барановичах танкистом. Потом работал шахтером в Ткварчелли. Там и познакомился Лидией Георгиевной Швидченко, приехавшей из Молдавии. Ныне проживают в селе Ивано-Алексеевке возле моего родного Таласа, работают в колхозе. Воспитывают семерых девчушек, одна другой краше! С детства основные хлопоты по дому и заботы по сестренкам легли на плечи старшей Надюши. Она оказалось натурой с удивительно чистой и романтичной душой. Такие сейчас — большая редкость. Я начал ее опекать: не дай бог случится беда, мало ли каких прохиндеев в большом городе… Через два года поженились. Справили скромную свадьбу. Перебивались на частных квартирах. Моя стипендия почти целиком уходила на квартплату, а Надежда получала на руки всего 12 рублей. В женпеде к ней относились с уважением, как к хорошей спортсменке-волейболистке. Поварихи столовой сверх питания выдавали ей потихоньку и «сухой паек». Из дому родителей привезли пару мешков муки и картошки. Надины подружки любили бывать у нас в гостях и откровенно завидовали нашему счастью.
3
Во Фрунзе существовал женский педагогический институт имени Владимира Маяковского, где готовили национальные женские кадры учителей для работы в отдаленных провинциях. По сути, этот институт был интернатом (вернее, пансионом) с казарменным положением и трехразовым питанием. В ту пору существовала присказка: «У кого ума нет — идет в “пед”,— у кого стыда нет — в “мед”. У кого ни того, ни другого нет — в университет».