Аднан молча кивнул и затрусил куда-то вслед за Антуанеттой.
— Вы, двое! — продолжал командовать Виктор, глядя на сирийцев-«спасателей», пришедших с черного хода. — Света, переведи им! Один — к черному ходу, другой — к центральному. Увидите моджахедов — кричите.
Все команды Лавров отдавал решительно и четко, и Светлана невольно любовалась им. Сколько же в нем было того, чего не хватает многим современным мужчинам!
— Ты чего стоишь, Света? — добрался до нее Виктор. — Шуруй за бинтами! У меня в номере в большой сумке, в боковом правом кармане четыре пакета стерильных бинтов. Тащи все. Бегом.
Девушка кинулась исполнять приказание журналиста-разведчика.
Вестибюль опустел. Только в углу, подобрав ноги, сидел старый Захреддин и молился.
— Ах ты ж конь с яйцами, — возмущенно буркнул Виктор себе под нос, — кому война, а кому мать родна. Ладно…
Пока выполнялись распоряжения, Лавров спрятал сверток монахини в свою сумку, достал из бокового кармана оранжевую коробочку с обезболивающим, вынул карпулу со шприцом и вколол лекарство тяжелораненой.
Через две минуты после того, как все собрались, Виктор осмотрел раненую и сообщил:
— У нее артериальное кровотечение. Мы сами не справимся. Ее нужно доставить в больницу.
— В трех кварталах отсюда госпиталь, — сообщил сириец, стоявший у стеклянной двери гостиницы.
В этот момент на улице раздались торжествующие крики.
— Наши! — радостно выкрикнул тот же сириец. — Какая-то группа с оружием, сняли снайпера и перешли в наступление.
— Наши, — буркнул Виктор. — Тут хрен разберет, кто наши, а кто ваши…
Еще через пять минут к двери гостиницы подъехала машина и из нее выскочил сириец, которого он отправлял к черному ходу гостиницы.
— Везем матушку в госпиталь! — крикнул тот на арабском.
Монахиню с перебинтованной грудной клеткой уложили сзади, на пассажирское сиденье. Не медля ни минуты, автомобиль сорвался с места.
Виктор вскинул рюкзак на плечо и почувствовал, что тот заметно потяжелел. Вспомнив про сверток, он достал его и развернул серую ветошь. На солнце мягко сверкнула поверхность потемневшей от времени бронзы, покрытой вязью древнего, ни на что не похожего письма, опоясывающего какой-то замысловатый тубус.
«Это что? Термос царя Соломона? Просила сохранить… Вот, мне еще одной реликвии не хватало, к моему камню», — подумал Виктор.
— Витя! — донеслось откуда-то сзади. — Что там?
Это Светлана, сгорая от любопытства, невзирая на приказ Лаврова не высовываться, выглянула в открытые двери.
— Ничего! Ерунда всякая… — ответил Виктор, заворачивая тубус в ветошь. — Я тебя просил чаю заварить! Сделала?
И, положив реликвию в сумку, вернулся в отель.
Глава 5
Неожиданный убийца
Боевики Ахмада аль-Гизаи обыскали все помещения монастыря Святой Феклы, все перевернули вверх дном и собрали во дворе монахинь, не убежавших вместе с воспитанницами по узкому проходу в горе Каламун. Наконец они ворвались в главный храм монастыря, посвященный Иоанну Крестителю. Игуменья Пелагея молилась на коленях перед алтарем, не обращая внимания на шум за спиной.
Боевики расступились, давая проход своему командиру. Ахмад аль-Гизаи обошел согнутое в три погибели тело пожилой женщины с распростертыми руками, пнул большой подсвечник с горящими свечами, воткнутыми в песок. Ножка подсвечника подломилась, чаша с песком и свечами гулко упала на пол, рассыпая содержимое. Ахмад аль-Гизаи взошел по двум ступеням на возвышение алтаря, встал перед женщиной так, будто она склонилась перед ним, а не перед Богом, нагнулся над игуменьей и крикнул:
— Ваши молитвы и свечи теперь вряд ли вам помогут!
Игуменья Пелагея встала на ноги. Справа ее обошел Абу Ислям аль-Казаки, успокаивающе похлопал монахиню по плечу и сказал Ахмаду:
— Думаю, она надеется не только на них…
С этими словами он развернул матушку Пелагею лицом к главарю «Ан-Нусры». Игуменья без страха взглянула в глаза Абу Мухаммеду аль-Джуляни. Правая щека сирийца кровоточила, рассеченная мелкими осколками камней или стекла. Тридцатидвухлетний мужчина с иронией взглянул на игуменью:
— Насчет красоты христианских монахинь нам соврали.
Боевики мерзко расхохотались. Монахиня опустила взгляд.
— Спаси их, Господи. Не ведают, что творят, — пробормотала она.