А некоторые даже домой ездят, насколько я понял по обрывочным беседам. Вон, тот же Володя Крепыш. Им, конечно, запрещено рассказывать родственникам любую информацию, но сам факт! То есть в получекистах руководство не сомневается. Хотите домой? К мамке под юбку пироги есть? Да пожалуйста? Или к жене. По возрасту курсанты прилично старше нас, детдомовцев.
Ну, у кого, само собой, этот дом в Москве. Я так понял, издалека никого и не было среди слушателей школы. Кроме группы бывших беспризорников. Вот тут как раз чекисты озадачились серьезно. Меня из-под Свердловска забрали. Остальных — тоже из разных точек. Бернес, вон, вообще из «Жемчужины на море», где он провел последний год, прикатил.
— Опять мы организованной группой поедем… — Тихо буркнул Подкидыш. — Даже неприлично как-то, товарищ старший сержант государственной безопасности. Не дети малые всё-таки…
При этом Ванька, активно демонстрируя недовольство всем остальным, особенно Панасычу, успел бросить в мою сторону торжествующий взгляд. Именно этого момента мы с ним и ждали.
Когда Подкидыш позвал меня в коридор ночью, после собрания и продуктивной беседы с Клячиным, я ожидал уточняющих вопросов. Просто мой рассказ в той версии, которую я приподнес ему и Бернесу, имел много белых пятен. Ну, не считая истории из детства. Остальное же сводилось к следующему.
Скоро будет трындец. Какой? Точно не могу сказать. И мы должны этот трындец предотвратить. Как? Извините, пацаны, без подробностей. Главное — хорошо учиться, быть впереди всех и потом благополучно отчалить для службы Родине в Берлин.
Так как время поджимало и нас могли хватиться, в курс основного дела я ввел их очень быстро, посвятив большую часть трагичной истории детства. Теперь, возможно, Подкидыш полежал в темноте, покумекал и понял, Реутов тянет их в какую-то авантюру. Потому поперся выяснять, не дождавшись утра.
Ан нет. Вовсе не с такими беседами явился Иван.
— Слушай, Реутов… Я тут что подумал… — Выдал Подкидыш, когда мы с ним забились в душевую. Лучшего места во всем доме не нашлось, а на улицу идти — спалимся. — Пока крысу не нашли, спокойными быть не можем. Какая уж тут учеба? Одни нервы. Слова лишнего не сказать. Видишь, какое дело… Ты говоришь, серьёзно все. Родина нуждается. Это ладно. Я, конечно, не думал, что когда-нибудь у моей Родины такие хреновые дела настанут, что ей помощь Ваньки-Подкидыша понадобится. Мне казалось, наоборот. Чем меньше я о Родине думаю, тем ей спокойнее живётся. Но… История ещё твоя эта… Про товарища… как его…
— Бекетова. — Подсказал я детдомовцу.
— Ага! — Он щелкнул в воздухе пальцами. — Да, про него. Ежова, говоришь, того и гляди пустят в расход… В общем, со всех сторон прижимают. Нет, Реутов. Нам надо быть спокойными, что крыса обнаружена и обезоружена… Ух, ты…
Подкидыш тихо засмеялся.
— Ты погляди, я прямо как Есенин. Или Пушкин. — Ванька со значением посмотрел на меня, дабы убедиться, оценил ли я его внезапно набирающую обороты образованность.
Я всем своим видом постарался показать, что не только оценил, но и впечатлился. Кстати, не лукавил ни разу. Всего лишь месяц назад Ванька слова с помощью мата связывал. И ныл постоянно. А теперь, ты погляди, совсем другой человек. Аж гордость берет за Эмму Самуиловну. Старуха просто чертова волшебница. Иначе и не скажешь.
— Какие предложения? Ты ведь не просто так в ночи топал к моей комнате. Рисковал, можно сказать. — Подыграл я Подкидышу.
— Это, да. — Он по-деловому кивнул. — Риск немалый. Если Панасыч увидит, я сдохну бегая Савраской по всей территории Школы. Или на перекладине во время пятидесятого подтягивания. Но… Мы — товарищи. Иначе нельзя. Так вот. Есть план…
Подкидыш еще ближе наклонился к моему уху. Хотя мы и без того едва ли не на головах друг у друга сидели. Хорошо, что никому в голову не придёт мысль идти мыться в такое время. А то был бы номер, блин…
— Крысу надо подтолкнуть к очередному доносу. Понял? Но здесь, в Школе нет таких возможностей. Нам нужно будет устроить ему ловушку, когда выйдем в город.
— Как, если меня Клячин забирает? — Ответил я, еще не предполагая, что Клячин как раз на три недели забьёт на Алешу Реутова полностью.
— Да и черт с тобой. Ты не особо и нужен. Я сам подсуечусь. Просто придумаем ситуацию, которая крысу выманит из норы. Которая, как приманочка вытащит, эту падлу с лёжки. Которая…
— Все! Понял! — Перебил я поток метафор и образных сравнений в исполнении Подкидыша. — Хочешь взять его «на дурака». Согласен. Разумно. В школе действительно такую ситуацию создать сложно, потому как надо закинуть определённую информацию каждому из парней, но чуть с разными деталями. И должна быть эта информация максимально достоверной. А потом, что в доносе всплывёт, то нам на стукача и укажет. Крыса наша вовсе не дурак. Видишь, сколько времени сидит, носа не высовывает.
— Ну, ты… — Ванька с уважением кивнул. — Прямо чистый Макиавелли.
На том мы с ним и разошлись. Единственный нюанс, уже перед тем, как вернуться в комнату, я задал один вопрос.
— А почему ты без Бернеса пришел?
Просто буквально пару часов назад я, Марк и Подкидыш решили, будто мы — команда, которая пойдёт в одну сторону, к одной цели.
— Так всех проверить надо. Ты, кстати, пока сильно то не трынди. Бернес вроде свой человек, но… Как крысу поймаем, так уже можно и делом заняться. — Невозмутимо пожал плечами Ванька, а потом развернулся и пошел в сторону своей комнаты.
Я немного завис в тот момент. Для себя уже решил, что Марк крысой быть не может. Еще во время первого разговора, который у нам с ним состоялся. Но… В жизни всякое бывает. Прав Иван. А сам Подкидыш… Ну, если среди остальных детдомовцев никто на проверке не спалиться, то тогда вопросы будут уже к нему.
Той ночью ни я, ни Ванька еще не знали, что нужного момента придется ждать аж три недели. И вот он настал. Поэтому детдомовец бросал на меня многозначительные взгляды. Намекал, мол, операция «Вымани крысу из норы» начата.
— Ты, Разин, о приличном вообще бы не заикался, растудыт твою туды. — Ответил воспитатель на претензию Ивана.
Так как для того, чтоб сообщить новость о выходе в город, Шипко собрал нас сразу после завтрака, то и стояли мы, конечно, явно не готовые к прогулкам.
— Товарищ старший сержант государственной безопасности, а нам какую одежду выбирать? Нарядную? — С серьёзным лицом поинтересовался Лёнька.
Вот он, кстати, в отличие от Подкидыша реально не глумился. Он спрашивал искренне.
Большой вообще не изменился. Имею в виду, если оценивать его поведение с первого дня нашего пребывания в Школе. Как был дубоголовым, так им и остался. Особенно это бросалось в глаза на фоне остальных детдомовцев, которые росли в плане возможностей и способностей семимильными шагами.
К примеру, тот же Корчагин оказался одарённым пацаном в направлении радиотехники. Просто чертов Кулибин, честное слово. Если его по необходимости закинуть к врагу без средств связи, он за пять минут соберёт передатчик из еловой ветки, сломаной лыжи и оленя. Причем олень будет выступать в качестве антенны.
Стёпа тоже преуспел. Он делал охренительные успехи в гуманитарных науках. Все эти международные отношения, географии и остальная лабуда у него стали самыми любимыми предметами.
Ну, Бернес, понятно. Тот просто изначально соображал лучше остальных, а потому пёр на «отлично» по всем предметам. Теперь еще сошелся с одним из академиков на почве интереса к созданию уникальных шифров, основанных на обычной математике. Седобородый мужичок, у которого научных степеней и регалий было столько, что задолбаешься перечислять, от соображалки Бернеса просто впадал в эйфорию.
Подкидыш, что оказалось вообще неожиданно, запоем глотал книги. Он читал их при каждой возможности. Иногда даже ночью. Пока его соседи по комнате не настучали Шипко. Мол, угомоните вашего любителя мировой литературы, ибо спать невозможно. То фонариком подсвечивает, то по подоконнику лунный свет ловит. Один раз чуть не довел бедного получекиста до инфаркта. Тот встал поссать, а по комнате Ванька, закутавшись в простынь, рассекает. Он просто читал в этот момент «Короля Лир» и решил погрузиться в подходящее состояние, дабы почувствовать всю глубину великого творения Шекспира. Простынь у него выполняла функцию королевской мантии.