— Да мы с Подкидышем забились. Кто быстрее все книги про Д’Артаньяна прочтет. Нет, ну интересно так-то. Думаю, мы точно как мушкетеры. Будешь нашим Д’Артаньяном. Они тоже… это… ну… Против всех.
— Их четверо было. — Хмуро сообщил я Матвею. — Считать умеешь? А нас шесть человек. То есть мы двоих где-то получается приблудных взяли. Это первое. А второе, ты до финала еще не прочел? Они плохо кончили, если что…
— Да? Черт…а мне эта мысль прямо по душе пришлась…. — Матвей заметно расстроился.
А вообще, конечно, удивительное сочетание. С одной стороны, пацаны слишком взрослые. И это закономерно. Сложно не повзрослеть, когда у тебя жизнь так сложилась, что большую ее часть ты скитался по улицам. А с другой стороны — такие они дети, просто мандец.
После вчерашней ситуации в спортивном зале, детдомовцы настолько прониклись этой метлой, что я в итоге уже не знал, что мне делать: плакать или смеяться.
Не самой метлой, конечно, а смыслом, который она несла. Мол, надо держаться вместе.
Корчагин и Большой после наших разборок, с решительными лицами терли полы в столовой, будто от их действий как минимум зависит судьба целой страны. Бернес был задумчив. Гораздо более задумчив, чем обычно. Подкидыш тоже активно работал щеткой, при этом периодически поглядывал на товарищей и недовольно хмурился. А особенно его лицо кривилось, когда взгдяд Ваньки падал на Матвея. Видимо, не мог он ему до конца простить сорвавшегося плана с поимкой крысы. И только Степан оставался раздражён. Я сделал мысленно себе отметку, разобраться с Ивановым. Не просто так, конечно, и не конкретно прямо физически. У Рысака есть претензии к Подкидышу. Это — к бабке не ходи. Но что за претензии, я например, понять не могу.
Иванов вообще обычно ведет себя тише воды, ниже травы. Если Марк большую часть времени просто отмалчивается, то Степа, будто человек-невидимка. Его не видно, не слышно. Иногда я вообще забываю, что он есть в нашей компании. Один раз только была стычка, когда мы впервые начали заниматься боксом. Тогда я тоже удивился. И вот теперь опять всплеск агрессии. Странный он тип. Мутный, непонятный.
Короче, надо выяснить, чем ему Подкидыш дорогу перешел. Тут явно что-то личное. И вчера Степан просто ситуацией воспользовался, чтоб сорваться на Ваньке.
В любом случае, моя наглядная демонстрация того, что мы должны держаться друг друга, оказала положительное влияние на пацанов.
Убрали мы все быстро. Потому что никто не тратил время на всякую херню, как у нас обычно бывает.
Даже наоборот. Каждый, кто заканчивал свой квадрат, бежал помогать товарищу. В итоге, во второй приход Шипко, мы уже домывали столовую, что воспитателя, по-моему, не столько порадовало, сколько удивило. И даже где-то расстроило. Он заскочил в помещение со зверским выражением лица, ожидая застать нашу дружную компанию за какой-нибудь привычной ерундой. Но нет. Все работали в поте лица, а Большой от особо сильного ранения даже рвался помыть окна. Еле остановили.
— Ну…справились значит…Ладно. Ужин стоит на раздаче. Быстро есть и спать. — Буркнул разочарованный в своих ожиданиях Панасыч.
Потом он снова мазнул по мне задумчивым взглядом, как происходит уже несколько дней подряд, и вышел из столовой.
Что удивительно, по поводу того, что было им подслушано в спортивном зале, Шипко ни слова не сказал. Просто разогнал нас по своим участкам и свалил. Я то ожидал каких-то, не знаю…не то чтоб карательных мер, но хоть какой-то реакции. Чисто теоретически я детдомовцев немного настроил своими словами против руководства. И еще немного подмял под себя. Теперь мое положение лидера было признано официально.
Хрен там. Панасыч промолчал. И меня это напрягло.
Ровно до сегодняшнего утра. Когда во время пробежки появился один из чекистов, которых в школе до хрена, и сообщил, будто Реутову нужно проследовать прямо сейчас в кабинет начальника школы, стало понятно, Панасыч, может, и промолчал. Нам. А вот Шармазанашвили доложился. Потому как нет другой причины, по которой с утра пораньше, причём очень пораньше, товарищ капитан государственной безопасности вдруг захотел увидеть мою физиономию. Ну, я надеюсь, что нет другой причины. Лучше получить мандюлей за вчерашнее, чем еще какая-нибудь херня нарисуется.
Вот именно поэтому в данную секунду я стоял посреди комнаты и пялился в сторону окна, возле которого в позе очарованного странника замер директор школы.
Прошло уже минут пять с моего прихода, а кроме фамилии, имени, отчества, официально мне принадлежавших, пока ничего сказано не было.