О разминировании сейчас не могло быть и речи. Орлов с Гайдиным аккуратно разгребли снег и проползли под ветками. Вскоре они увидели дорогу Сенная Губа — Косельга. С полкилометра шли по ней, а потом сняли лыжи и метров триста передвигались вперед спиной.
— Будет! — шепнул Орлов. Они вновь встали на лыжи и, никого не встретив, вышли к Середке.
К этому времени уже совсем рассвело. Ясно, что идти в деревню утром никак нельзя. Пришлось дожидаться в лесу, пока не стемнеет. Но нелегким было это ожидание. Прогноз Гайдина оправдался: ударил мороз. Вспотевшие и уставшие люди стали замерзать. Молча закусили сгущенным молоком. Пустую банку Орлов аккуратно убрал в вещмешок. Не дай бог «наследить»!
И потянулись часы ожидания. Но вот, наконец, стемнело. Разведчики быстро добрались до Середки. Деревня уже спала. Но в доме Калганова горел свет. Оттуда доносились звуки гармошки.
— Вечеринку что ли, старый черт, затеял? — шепнул Орлов Гайдину. — Никак, танцуют…
— И нам впору танцевать, а то совсем закоченеем.
Надо было как-то вызвать хозяина. Оставив Гайдина в сарае, где они укрылись, Орлов подобрался к окну: «Как будто только деревенские, но все-таки соваться туда никак нельзя. Орлов подумал, подумал, вернулся в сарай и спихнул со своего места деревянную ступу. Она с грохотом покатилась по дощатому полу.
— Сейчас сюда вся деревня сбежится, — забеспокоился Гайдин.
Однако вскоре из дому вышел один Калганов. В руках у него был фонарь. Он огляделся, щурясь после яркого света. Убедившись, что хозяин один, Орлов шепнул:
— Это мы, Владимирыч…
— Никак, товарищ Орлов?
— Т-сс! Чем болтать с нами, скорее гостей своих спровадь.
— Замерзаем, — пояснил Гайдин.
— Посидите маленько, — ответил Калганов. — Что-нибудь придумаю.
Вернувшись домой, он некоторое время понаблюдал за танцующими, а затем, прислонившись к стене, застонал.
— Что-то живот схватило… Страсть как больно, — пожаловался он жене. И тут же добавил: — А вы танцуйте. Не обращайте на меня внимания…
Хитрость удалась. Гости заспешили по домам. А тут же выздоровевший Калганов отправился в сарай, где, съежившись от холода, сидели Орлов и Гайдин.
— Выдворил. Прошу, гости дорогие.
Зашли. Отогрелись чаем. Спокойно переночевали, а утром — в знакомый тайник за печкой. Калганов сходил к Чесноковым, и скоро Орлов увидел знакомую фигуру учителя.
Долго трясли друг другу руки. Чесноков подробно рассказал все, что ему известно об укреплении противником Клименицкого острова, о том, какими силами располагают в Заонежье фашисты.
— Мы с женой, — сообщил он, — недавно ходили в лес, финнам объяснили, что дрова рубить, а на самом деле хотели проверить, есть ли там караулы. Так вот в пути повстречали знакомых из Кургениц. От них узнали: в руки к оккупантам недавно попали партизаны. Долго издевались над ними изуверы: выкололи глаза, а потом фотографировали.
— Слышишь, Степан, фотографировали, — тихо сказал Орлов Гайдину. — Фотографировали, гады! Ничего. Скоро мы их так сфотографируем, что ни негативов, ни позитивов не будет!
— А еще из деревни Косельга убежал двенадцатилетний мальчуган. Он решил по озеру в Пудож пробраться. За ним гнались, но не поймали. Тогда оккупанты на глазах всей деревни запороли насмерть отца и мать мальчика. Люди негодовали, плакали, но ничем помочь не могли… Всех работоспособных мобилизовали на лесозаготовки. Заставляют гнуть спину по десять-двенадцать часов. За малейшую провинность людей наказывают, бьют резиновыми нагайками. И долго они будут помыкать нами? Ты все-таки с той стороны, Алексей Михайлович. Скажи.
— Что тебе сказать, дорогой? Не очень хороши теперь наши дела. Это верно. Скрывать не буду. Но будут лучше дела, будут! Знаешь, как с пружиной бывает? Чем туже она закручивается, тем с большей силой затем развернется. А вы не унывайте. Понимаю: ночь у вас. А вы дню помогайте. Он и придет, наш день.
Простились. Обнялись по-братски.
Был уже первый час ночи, когда разведчики вышли в обратный путь. Калганов рассказал им, что в деревне Ошевнево у старосты есть хорошая лошадь. Даром ему досталась.
— Давай-ка мы с тобой о комфорте подумаем, — сказал Орлов, хитро улыбнувшись. Они молча подошли к дому старосты. Стали стучать. На пороге показался человек.