Ребята зашумели. Володя Стогов крикнул с места:
— За что? Вы не имеете права!
Бахирева потребовала:
— Немедленно замолчите. — В классе водворилась тишина. — Алевтина Карповна, — сказала она вполголоса, очень вежливо, подчеркивая, что обращается только к инспектору. — Мы с вами коллеги, я прошу вас проявить больше широты…
— О вашей широте в противовес советским учебникам будет также поставлен вопрос! — отчеканила Пигарева.
Бахирева побледнела. Она села за учительский столик и раскрыла журнал.
— За развернутый ответ я ставлю Сильвии Восковой отметку «очень хорошо», — сказала учительница.
В этот же день делегация класса побывала у заведующего районным отделом народного образования. В воздухе парили сначала восклицания, прозаизмы XX века, затем — бессмертные пушкинские строки. Прощаясь с ребятами, заведующий также процитировал из «Онегина»:
А когда они ушли, он недоуменно пробормотал:
— Неужели товарищ Пигарева уже закончила педагогический?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
РУЖЬЯ, А ТАКЖЕ МАСКИ И КУКЛЫ
— Доктор принимать больше не будет, — сказала сестра, выйдя к больным. — Он себя плохо почувствовал.
Да и не только доктор… Все они, собравшиеся сейчас в его кабинете, вожаки рабочих с завода «Гельферих-Саде», испытывали чувство растерянности. Вновь назначенный харьковский губернатор заявил, что революция задохнется в тюремных камерах. Начались обыски, аресты. Полиция выпустила на волю уголовников, развязала руки «черной сотне».
— Хоть типографию уберечь, — помечтал кто-то.
Вошла сестра.
— Простите, доктор, один пациент не уходит. Называет себя Семеном Петровичем и все время улыбается.
— Впустите, — сказал доктор. — О нем сообщал комитет.
Он вошел, действительно улыбаясь, словно тая в упругой фигуре, крутых плечах, твердом взгляде сгусток энергии.
— Вы откуда к нам, Семен Петрович? — спросил доктор. — И почему в такое грустное время?
— Екатеринослав–Полтава–Харьков, — пояснил приезжий. — А время… Грустные бывают люди, а не время, доктор. Меня прислали для боевой работы. Командуйте.
Но команды сразу не поступило. Разговор был долог.
— Берегите людей, — сказал под конец доктор. — Нужно вырвать из тюрем лучших наших бойцов. Привлекайте к процессам сочувствующих адвокатов. Нам понадобятся средства. Подумайте об этом, Семен Петрович.
Воскова решили поселить у Фишкарева. Черноглазый, суетливый Илья сразу выложил новому товарищу всю свою «шестнадцатилетнюю биографию».
— Понимаете, Семен Петрович, — ораторствовал он, — отец хотел приспособить меня к своему прачечному производству, но я твердо заявил ему, что посвящу свою жизнь изъятию производства из рук капитала на всей планете и начну с его прачечной. Тогда он меня выгнал из дому, и я пошел, Семен Петрович, на штурм губернской тюрьмы.
— Выходит, мы крестники, — засмеялся Семен. — Я уже брал не одну тюрьму. Слушай, Илья, — вдруг предложил он, — зови ты меня по имени, мы же одногодки.
Илья даже присвистнул от удивления.
— Мамоньки, и так вымахал!
Илья снимал комнату на Екатеринославской, в торговом квартале. Вернее сказать, это была не комната, а крошечная квартирка с вместительным подвалом, где подпольщики хранили патроны, револьверы, динамитные палочки.
— Насчет жратвы у меня похуже, — сокрушенно отметил Илья. — Могу предложить чудесный сухарь, который еще помнит начало нашей революции. Хожу в черных списках. — Вздохнул: — Пошамать бы у какого-нибудь буржуя.
— Ну нет, — Семен усмехнулся. — Благодетелями сыт с детства.
— А все равно придется обходить буржуев. В комитете просили не пренебрегать пожертвованиями.
Семен зашагал по комнате, что-то обдумывая.
— Это дело. Пришла в голову забавная мысль…
…В мануфактурный магазин по Шляпному переулку вошли двое молодых людей. Один — рослый, грудь колесом, в новеньком студенческом мундире, явно тесном в плечах, второй — маленький, во фраке. Уединились с владельцем магазина в конторке.
— Господин Фадеичев, — сказал студент, — мы из дружины самообороны. Взгляните на этот список, — и он достал из желтого портфеля, который держал под мышкой, отпечатанный на машинке лист бумаги. — Здесь адреса шести магазинов. По нашим сведениям хулиганы готовят на них налеты. Двое владельцев, как видите, уже внесли свой пай в фонд нашей дружины.