Учились мы с Маринкой в одной школе, только я закончил этой весной десять классов, а Марина - восемь. Это она первая увлеклась фигурным катанием, а затем и меня заинтересовала.
Геннадий Викторович сразу поверил в нас. Он заставлял нас тренироваться до полного изнеможения. А после того, как мы с Маринкой заняли на чемпионате второе место в парном катании, он стал уделять нам еще больше внимания: доводил до "наивысших кондиций". Пока однажды Маринке не стало дурно. Чешков сам помог ей - дал под язык какое-то лекарство - и развез нас по домам на своей машине.
Он объяснил, что так иногда бывает с сердцем у подростков из-за быстрого роста, и не советовал говорить об этом нашему врачу. Маринка вообще никому не сказала и мне велела молчать.
Теперь к тренировке ее пока Геннадий Викторович не допускал. Неудивительно, что я волновался.
Маринка ждала меня с нетерпением. Она сидела с ногами на диване, в красном платье и босиком. Дома был ее дядя - писатель Яков Николаевич Ефремов. На невысоком прямоугольном столике накрыли чай.
Мы придвинули столик к дивану. Я сел рядом с Маринкой, а ее дядя - в кресло.
- Как себя чувствуешь? - спросил я Маринку. Она хотела ответить, но у нее вдруг брызнули слезы.
- Да ты что?! - испугался я. Не похоже это было на Маринку. Никогда не видел ее плачущей; когда она больно расшибалась на льду, и то не плакала. Но она тотчас овладела собой.
- Пей чай, Андрей.
- Да что случилось?
Маринка порывисто повернулась ко мне, так что взметнулись ее темные, прямые, блестящие волосы.
- У меня был серьезный разговор с Геннадием Викторовичем... Знаешь, что он мне сказал?
- Что? Ты только не расстраивайся так.
- Он сказал: "Для большого спорта ты уже не подойдешь... Ты бесперспективна".
Я едва не пролил чай. Маринка чуть сощурила глаза. Необыкновенные у нее глаза - светлые, лучистые, серо-голубые. И у ее дяди такие же глаза, и у матери - семейная особенность.
- Слышишь, Андрей, он хочет пригласить к тебе партнершей Таню.
- Он так сказал тебе?
- Мне он этого не говорил, ребята передали. Чешков уже договорился с ней... Ей ведь давно хотелось быть твоей партнершей. Потому что с тобой она далеко пойдет. Предложат тебе ее завтра-послезавтра.
- Никогда не соглашусь, нужна она мне. Но почему?.. Почему он решил, что ты... Прихворнуть каждый может.
- Черт знает что,- раздумчиво протянул Яков Николаевич,- в двенадцать лет девочка получает награду на чемпионате страны, на другой год - вторую, а в пятнадцать лет она уже бесперспективна?
- Ему лучше знать,- грустно заметила Маринка.- Чешков ведь очень честолюбивый тренер. Он хочет, чтоб его ученики получили золотую медаль. Конечно, я не потяну на нее. В этом он прав. А у тебя большая дорога... что ж мешать.
Тебе придется самому подыскивать себе партнершу, Андрей, если ты не уступишь. Это я насчет этой Тани. Нам она не нравится, а тренер от нее в восторге. Может, она и...
- А партнерша мне не понадобится,- сказал я раздельно,- я ухожу из спорта навсегда.
Маринка и ее дядя испуганно уставились на меня.
- Ты что? - окончательно расстроилась Маринка.- Если из-за меня... не надо. Разве можно. У тебя большое будущее, Андрей.
- Я не из-за тебя, Марина. Еще зимой принял решение, только не говорил никому.
- Тогда - почему?
- Да потому, что нет никакого будущего. Довольно короткое настоящее. Ну, а я не хочу быть ни тренером, ни преподавателем физкультуры. Балет на льду меня тоже не привлекает! И вообще, я уезжаю... на Северный Байкал. Решил это твердо.
У Маринки округлились глаза. Яков Николаевич чуть улыбнулся.
- На БАМ? - уточнил он.
- Не именно на БАМ, но в места, где пройдет дорога на океан. Я нашел своего отца и еду к нему.
Яков Николаевич как-то странно взглянул на меня.
- А что скажет твоя мать? - спросил он.- Ты не говорил ей насчет отца?
- Н-нет, не говорил.
И Марина, и ее дядя долго отговаривали меня. В конце концов я убедил их, что поступаю правильно. Яков Николаевич взял с меня слово, что я скажу маме, к кому я еду.
Уходя, я спросил:
- Яков Николаевич, вы были другом моего отца, ведь это так?
- Мы и остались друзьями,- подтвердил он спокойно.
- Скажите... почему папа с мамой разошлись?
- Не знаю, никогда не мог понять. Ведь у них была воистину настоящая любовь. Расстались двое любящих людей...
Денег у меня на такую дальнюю дорогу, разумеется, не было. Приходилось просить их у мамы, значит, нужно было получить согласие на отъезд - дело сложное. Первым долгом она, конечно, скажет, что надо сдавать в университет. Правда, мама всегда меня понимала. Мы с ней друзья. Но об отце, конечно, и заикаться нечего. Скажу ей потом, вернее, напишу - с Байкала.
И вот я приступил к важному разговору.
Мы позавтракали в кухне. У мамы было хорошее настроение.
Она сообщила мне, что никуда сегодня не идет, будет весь день читать новый сценарий, который ей предложило руководство. Следовало говорить с ней скорее, пока настроение не испортилось. Ну, я и заявил, что нам необходимо переговорить по очень важному делу.
- Ой, как торжественно,- удивилась мама,- ладно, мой посуду, и будем говорить.
Когда я убрал в кухне, мама уже ждала меня, сидя в кресле у открытой балконной двери. На балконе в пластмассовых ящиках уже цвели душистый горошек и розовые петунии. Сценарий лежал рядом на столике, а мама рассматривала журнал... тот самый, открытый на фотографии отца. Журнал был упрятан надежно... Как же так?
Мама вздрогнула и поспешно закрыла журнал. Тогда я понял, что это не мой журнал. Кто-то из ее знакомых принес, наверное. А может, сама купила в киоске.
- О чем ты хотел говорить со мной? - спросила мама без улыбки, засовывая журнал в сценарий.
Я присел возле нее на низенькой скамеечке, как в детстве, и начал издалека.
- Мама, я много думал о твоем отношении к спорту и понял, что ты права...
- Я не против спорта, Андрей, сама увлекалась когда-то, но... чтоб сделать целью жизни рекорды... этого мне никогда не понять. По-моему, тебе пора выбрать дело своей жизни... Ты уже нашел его? Куда ты решил поступать?
- Вот я об этом и раздумывал, мама. Короче, я оставляю спорт.
Мама удивилась. Я думал, что она обрадуется, но она всего лишь удивилась.
- Разве ты не рада? - спросил я.
- Видишь ли, Андрей, все дело в том, ради чего ты оставляешь спорт.
- Вот потому и оставляю. Спорт мне дал очень много. Но теперь пора биться за главное. Понимаешь?
- Но, значит... ты уже выбрал для себя дело своей жизни?
- Выбрал, мама.
Мама долго смотрела на меня.
- Как странно,- сказала она,- я думала, что знаю своего сына. Оказывается, совсем не знаю. Даже представить не могу, что ты выбрал.
Но я медлил, не решался сказать. Мама подозрительно взглянула на меня.
- Неужели выбрал настолько несусветное, что не решаешься даже признаться?
- Нет, выбрал самое простое, но мне будет неприятно... если ты не поверишь... что я добьюсь...
- Поверю. Если ты столько лет мог добровольно выносить тиранию своего милейшего тренера, то чего угодно добьешься. Космонавтом, что ли, решил стать?
- Я ведь уже второй год выбираю. Мне не нужны карьера, слава, власть. Но и прожить где-то на задворках я тоже не хочу. Я хочу быть на передовой. И вот...
Я опять запнулся. Мама с интересом ждала, рассматривая меня, будто впервые.
- Видишь ли, мама, скоро, я уверен, начнется освоение Марса грандиозные развернутся работы.
- Господи! - прошептала мама, бросив взгляд на стеллаж с фантастикой.
- Будут строить атомные станции. Развернутся глобальные работы на Марсе. Строительство городов, заводов, обсерваторий, космодромов...