- Я туда ни разу еще...
- Не заблудишься, парень. До мостоотряда доберешься по знакомой дороге. Так? Там переночуешь. А завтра, с рассветом, по зимнику. Сбиться там некуда. Один он пока, зимник-то. "Звездная трасса" зовут его наши романтики, те, что Сен-Мар Зурбаганом величают.
- Почему? - оживился я.
- Увидишь сам.
- К звездам близко,- отрывисто пояснила Христина и резко повернулась к Кузькину:
- А постарше и поопытнее у вас никого не было на "Татру"?
- Все водители на подхвате, Христина Петровна. А чем Болдырев плохой шофер? На "отлично" сдал экзамен. Чего вы парнишку позорите, доставит вас за милую душу. А что молод... Сибирь молодым покорять. А вы тоже боитесь, Кирилл Георгиевич?
- Хватит болтовни, мы теряем время,- сказал Кирилл спокойно.
- Вот и хорошо,- просиял Кузькин,- а ты, Андрюша, будь поосторожнее в горах-то. Усек?
- Усек.
- Ну, садитесь, кабина как раз на троих (до чего же все кстати!), и с богом, как говорится. Ни пуха ни пера.
- Спасибо.
- Эх, Андрюша, надо к черту послать! Во двор выскочила папина секретарша.
- Андрей, директор вызывает тебя, мама тебя хочет видеть. Я вопросительно взглянул на Кирилла.
- Иди,- сказал он,- естественно, что Ксения Филипповна хочет тебя видеть. Даю тебе десять минут. А мы зайдем погреемся.
Я неохотно пошел на второй этаж. Еще в коридоре услышал: они оба заливались смехом. Вошел без стука. Они так и покатывались от хохота по обе стороны письменного стола.
Мама поцеловала меня.
- Что же ты не позвонил даже? - попеняла она мне.- Ведь я беспокоилась о тебе, как, по-твоему?
Она выглядела замечательно, совсем не похоже, что беспокоилась.
- Если не секрет, над чем смеетесь? - поинтересовался я. Они переглянулись.
- Просто хорошее настроение,- объяснила мама.- Есть новости... Я возвращаюсь к мужу.
- Ты хочешь сказать, что муж возвращается к тебе. Ведь это он ушел от тебя,- поправил я маму.
- Зануда ты, Андрюшка!
- А как же твой жених?
- Какой жених?
- Кирилл.
- Он меня бросил.
- Когда он успел?
- Сегодня рано утром. Вызвал меня по телефону в сквер, что перед театром... ровно в шесть утра. Сказал, что просит прощения, но он женится только на сибирячке. Видимо, на Христине Даль. Она еще не знает. Просил не говорить: сам ей скажет. Подарил мне на прощание свою книжку, только вышедшую из печати. Издательство "Мир". Я там, конечно, ничего не пойму, слишком много формул. Но с портретом. И такая очаровательная надпись, на, прочти.
Мама сунула мне тоненькую, изящно оформленную книгу: "Время ускоряет ход". Фотография была удачной.
Внизу наискосок было написано всего две строки, без всякой подписи:
Не укоряю, что прошла,
Благодарю, что проходила.
- Надеюсь, что когда-нибудь я смогу понять, что написано в этой книжке, и тогда с интересом прочту ее. Желаю вам большого счастья. Рад, что вы снова вместе. Мечтал об этом с детства.
Я поехал.
- Ни пуха ни пера! - одновременно напутствовали меня супруги Болдыревы.
- К черту! - буркнул я, уходя.
Глава десятая
ЗВЕЗДНАЯ ТРАССА
Мы без приключений доехали до моста, только сильно замерзли, хотя кабина была утепленной, а на мне меховые унты, а под полушубком меховая куртка.
На Кирилле была его дубленка, норковая шапка. Христина в своей светлой шубке из искусственного меха и белой пушистой шапочке выглядела рядом с ним более чем скромно. От холода она укрылась пуховым платком. На ногах валенки. Но до чего же это была красивая пара. В поселке мостостроителей на них все восхищенно оглядывались.
Кирилл не откладывая в долгий ящик приступил к своей программе ухаживания. Вечером я улегся спать (нам с Кириллом отвели для ночлега кабинет начальника строительства. Он на диване, я на раскладушке), а они с Христиной ушли в клуб, где демонстрировался фильм Эльдара Рязанова. Я его видел, Христина тоже видела. Мы тогда втроем и ходили в кино, с Алешей.
Не помню, говорил ли об этом? У меня с детства такое свойство: я почему-то легко могу себя поставить на место другого человека со всеми его мыслями, ощущениями, переживаниями.
И теперь я так хорошо представлял, что творится в душе Христины, всю ее горечь и боль от потери любимого человека, обиду, ущемленное самолюбие. Ведь все знали о предстоящей свадьбе, и теперь кто жалел ее, а кто и злорадствовал, особенно завистницы.
Неожиданное ухаживание Кирилла, который отнюдь не внушал ей отвращения, и льстило ей, и отвлекало от душевной боли, и слегка кружило голову. Бедная девушка!..
Впрочем, почему это "бедная"? Кирилл был моложе отца - сияющая перед ним открывалась дорога. Одно лишь я знал твердо: не был он добрее отца. Не был таким добрым, как Андрей Николаевич. Меня заботило: достаточно ли серьезно относится Кирилл к Христине Даль?
Перед сном (я уже наполовину выспался, когда Кирилл пришел) я спросил его, извинившись предварительно за вопрос, любит ли он Христину.
Он чуть не вспылил, но неподдельная тревога в моем голосе его успокоила.
- С каждым часом все больше, чудесная девушка!
- И с каких пор вы ее... полюбили?
- С первого взгляда.
- Простите, а что у вас было к режиссеру Ксении Болдыревой?
- Наваждение. И оно, к счастью, рассеивается. Ты что, меня осуждаешь?
- Что вы! Тогда в Ялте мама влюбила вас в себя, потому что вы напоминали ей молодого Болдырева. У нее было увлечение. У вас наваждение...
А Христина... Лучше ее вам не встретить никогда. От всей души желаю вам с нею счастья.
Но она еще не дала согласия?
Кирилл удивленно взглянул на меня и, пожелав спокойной ночи, выключил свет.
Все же я уснул раньше. Его что-то тревожило, он переворачивался с боку на бок и даже курил.
Утром я проснулся в шесть часов и, тихонько одевшись, пошел к своей "Татре". Надо было подготовить ее к трудному переходу. Мотор застыл. Повозился изрядно, пока вернул двигатель к жизни. Позавтракали мы втроем в столовой. Выехали ровно в 8.30. По зимнику.
Сначала трасса шла вдоль Ыйдыги, а затем спустилась на лед. Высоко в лиловатом небе за нами плыла полная луна. Она провожала нас весь день, куда мы, туда и она - огромная, яркая, словно вырубленная из куска янтаря. Где-то, может, было солнце, но не у нас. На нашем небе только отсветы зеленоватые, фиолетовые, алые. У горизонта за горами небо совсем было радужное. Тайга окутана серебряным снегом - таким же тяжелым, таким же блестящим, как чистое серебро. А трасса под колесами синяя-синяя (Ыйдыга здесь глубокая). Все дремучее, непроходимее тайга за ледяной рекой, все выше, круче и неприступнее базальтовые скалы справа от нас.
- Я понимаю, отчего эту трассу называют звездной,- тихо проронила Христина.
- Вот он, лик на скале! - воскликнул я, останавливая машину.
Мы попрыгали на лед.
Прекрасное женское лицо - не земное, нет, с какой-то иной планеты показалось мне в эту вторую встречу еще прекраснее.
Какую загадку таил в себе этот лик на скале? Какую неразгаданность скрывали эти огромные, в половину лица, круглые глаза без зрачков? Угрозу, надежду, обещание, знания, которые нам пока недоступны? Чему усмехались чуть выпуклые губы? Отчего так пристально и грозно заглядывали эти нечеловеческие глаза глубоко в человеческую душу? Мне вдруг показалось, что лик на скале предупреждает меня о чем-то, как бы предостерегая: берегись!
- Если долго смотреть, становится жутко,- произнесла Христина.
Кирилл лишь кивнул головой.
Молча забрались мы в уютную кабину "Татры", молча поехали дальше. Ыйдыга осталась позади, трасса пошла в горы. Вы видели горы Забайкалья? Суровый и страшный пейзаж. Неповторимый. Вряд ли где на земном шаре есть именно такой... Может, на Луне в горных областях.
Я очень крепко держал в руках баранку (просто вцепился в нее) и так внимательно поглядывал на приборы, будто вел не грузовую машину, а самолет.