— Тилли, Рейм уже здесь, — Оливия вошла в гостиную и недоуменно уставилась на счастливую подругу, — Чему радуешься?
— Ничему, Вилли, — Матильда мгновенно воплотила полный святой невинности образ графини Розины, — Совершенно ничему!
Мисс По широко улыбнулась и подошла к ней вплотную. В ее оскале было что-то плотоядное.
— У тебя на лбу написано: «Шалость удалась». Что ты задумала, Плам?
— Вилли, посмотри в эти невинные глаза — как они могут что-то задумать? — грозная Княгиня ветров энергично захлопала ресницами, посрамив всех Мисс Вселенная, вместе взятых. Безмозглости в ее взгляде хватило бы на целую плантацию устриц, да только Оливию это проняло не больше, чем прогноз погоды. У нее уже давно чесался «центр приключений» в мозгу, хотелось станцевать на памятнике Дюку, слетать в оперу и посмотреть представление с высоты прожекторов, выпить горячего шоколада, найти самого одесского одессита и долго спорить с ним о ценах на рыбу, нарисовать эпохальную картину в стиле «Гибель Помпеи» и переодеть Рейма то ли в розовое платье, то ли в костюм синей гусеницы. И, конечно, ей ужасно хотелось поучаствовать в семейной шалости, какой бы она не была.
— Плам! Что ты задумала? Какие скользкие мыслишки завелись в твоей маленькой голове?
— По! Ровным счетом ничего!
— Плам!
— По!
— Плам!
— По!
— Плам!!! — Оливии надоело препираться, и она стала ожесточенно щекотать подругу, пока раскрасневшаяся Матильда не выложила ей историю замороженного матраса. Потом они вместе посмотрели сквозь дверь на мирно сопящую в обнимку с оборотнем племянницу.
— Купидон умер и завещал тебе крылья? — миссмистер ощущала смутную тревогу. Ей казалось глубоко неправильным вмешательство третьих лиц там, где и двое-то разбираются с трудом.
— Извини, родная, но для таких лавров у меня уши маловаты, — Матильда крепко обняла мисс По и вместе с ней направилась к выходу, — Я всего лишь заморозила матрас.
— Больше не вмешиваемся, — Оливия подумала и добавила, — Если, конечно, он не полный козел.
— Конечно, в этом случае наш священный долг — вмешаться в ситуацию и напинать по парнокопытным задам гнусных предателей.
— Воистину так!
Миссмистер никак не могла стряхнуть липкое, как лента для мух, беспокойство. Что-то смущало ее в завтрашнем дне, и даже Рейм, которому обычно легко удавалось развеять ее тревоги, не смог отвлечь Оливию от ощущения неизбежной пакости. Перед вылетом она подошла к Матильде и нехотя спросила:
— Претемнейший ведь не приглашен?
— Нет, — ответила Плам, прекрасно зная, о ком именно спрашивает подруга, — Никто из демонов не приглашен.
Мисс По нервно кивнула. Ответ ее не успокоил.
Глава 4. «Это будет очень долгий день. Простите»
Нет ничего лучше, чем просыпаться с ощущением почти буддистского спокойствия и умиротворения, когда никакие неприятности внешнего мира не могут проникнуть в этот эфемерный пузырь между сном и реальностью. Я плавала в блаженных волнах полудремы, и вместе с осознанием того, что я больше не сплю, возвращалось ощущение собственного тела. Сначала из нирваны выплыла и немного понежилась в облаках грез голова, затем пальцы на ногах, ступни, колени, бедра, руки… Когда туловище снова стало частью меня, я почувствовала на груди теплую тяжесть. Наверное, Броми… Желая еще растянуть этот момент ленивой неги, я с закрытыми глазами потрепала бульдога по холке. «Надо же, какая длинная шерсть, — мимоходом подумала я, — и не храпит совсем». Разрозненные дремотой осколки понимания стали складываться в картинку, слишком беспокойную для этого замечательного утра. Резко зачесался нос, я тихонько чихнула и приоткрыла один глаз.
На моей груди безмятежно посапывал Ерш, обхватив меня обеими руками, как плюшевого медведя. Наши ноги так тесно переплелись, что было непонятно, где чьи, одеяло бесформенным комком приютилось у стенки, верхняя часть пижамы оборотня задралась вверх, обнажая рельефные кубики пресса. Да и мои объятья никак нельзя было назвать невинными, одна рука прижимала голову Ерша к моей ключице, другая покоилась на его животе. Мой мышиный чих, казалось, нисколько не побеспокоил парня, и я с трудом подавила импульсивное желание столкнуть его с кровати и завопить о покушении на девичью честь. Было бы гораздо правильнее с нравственной точки зрения расцепить эту неоднозначную конструкцию, но Ерш выглядел таким спокойным, таким… милым. Не храпел, слюни не пускал, локтями не пихал — образцовая рыбка-прилипала. Я улыбнулась. Он — прилипала? Или я? Засыпали-то на разных краях кровати, а проснулись посередине.
Несмотря на некоторую моральную неустойчивость, наше положение было неожиданно удобным и уютным, так что я малодушно решила наплевать на сомнения. Не принцесса, потерплю. Скосив глаза, я посмотрела на часы. Полдевятого. Плотные зеленые портьеры абсолютно скрывали окно, так что погода для меня находилась пока в состоянии приятной неопределенности. Однако блаженная нега продлилась недолго. Потихоньку в памяти оживала хронологическая последовательность вчерашних событий, а вместе с ними — одна маленькая, но очень важная фигня.
— Ой, бли-и-ин… — прогнусила я и с досадой хлопнула себя по лбу, невольно потревожив Ерша, — Вишневская, етит твою маковку!
— Что? — сонно пробормотал оборотень, протер правый глаз и положил руку… прямо мне на грудь. Превращение ситуации из пикантной в откровенно скандальную было бы стремительным, если бы не моя смертельная боязнь щекотки. Оглушительно взвизгнув, я столкнула парня прямо в дружественные объятья фиолетового ковра. Вместе с подушкой.
С люстры послышалось сдавленное хихиканье.
— Круто ты его, Даянира, — Лютик спланировал на письменный стол и стал деловито рассматривать хаотическое собрание учебников и конспектов, — однако так ты никогда замуж не выйдешь. Нужно сразу голышом, для полного компромата!
Я рыкнула и швырнула в него подушку, но подлый мыш усвоил горький опыт и легко ушел из зоны поражения.
— Пожалуй, я это заслужил, — Ерш с удовольствием потягивался, излучая прямо-таки неприличное довольство жизнью. Мешки под глазами почти сошли на нет, да и вообще отдохнувший оборотень выглядел гораздо лучше.
— Не страшно, ты ведь не специально, — я зевнула и недобро покосилась на Веника и Мусика, не придумавших ничего остроумнее, чем затянуть нестройным хором: «Тили-тили-тесто, нет в кровати места!».
— Это еще кто? — спросил парень.
— Свита миссмистера, — я оценила непонимающий взгляд и пояснила, — Они с Оливией.
— Фамильяры или так, сглаженные?
— Кто тут сглаженный?! — возмутились мыши, — Щас сам сглаженный будешь, коврик блохастый!!!
— Да фамильяры они, — попыталась я предотвратить ссору, — Но толку от них почти никакого.
Негодующие вопли Лютика окончательно разрушили сонную сказку утра. Несмотря на постельный инцидент, Ерш был почти стерильно спокоен, и каким-то таинственным образом меня это задело. Хоть бы покраснел для приличия. Он вдруг посмотрел на меня и без замаха запустил подушкой в разбушевавшегося мыша. Попал. Громко смеясь, я перегнулась через край кровати и протянула оборотню руку:
— Уважаю!
Мануально скрепив союз подушкометателей, Ерш зевнул, громко клацнув зубами, и заявил:
— Неудобно просить, но у тебя есть лишняя зубная щетка?
— У меня все есть, — я сверзилась с кровати и натянула халат, — И щетка, и мыло, и свечки всякие… ароматические.
— Я парень простой, — оскалился оборотень, — Щетка да дезодорант — все, что надо для счастья.
— Пойдем, — я сцапала его за руку, и таким маленьким паровозиком мы прошествовали в гостиную, где стоял хозяйственный шкафчик. Нашим глазам предстала идиллическая картина: Матильда и дядька Кимш в обнимку в кресле-качалке. Просто рай для неправильных выводов. Однако полтора года на филологическом факультете научили меня одной универсальной истине — ничто нельзя вырывать из контекста. Слово, чувство, поступок — все, что отделено от общего и рассмотрено со слишком большой долей самостоятельности, имеет слишком много значений, чтобы вообще что-то значить.