Когда Hиктошка еще только решил как-нибудь тайно на шар пробраться, ему все-таки неудобно было, что он не помогал, не делал ничего, а хочет полететь. Но когда он узнал, что летят мешки с песком, совесть его успокоилась. «Ну чем я хуже его? — решил Hиктошка, ткнув кулаком соседний мешок. — Он тоже лежит на полу и ничего не делает».
Hиктошка всё лежал в мешке и слушал, что происходит вокруг, и ему почему-то стало очень грустно. «Ну почему я всегда поступаю так, почему? — думалось ему. — Ведь нужно было просто подойти к ученому Знайке и поговорить с ним, и они взяли бы меня с собой, ведь я же живу в этом доме!» Но разговаривать с кем-нибудь, а тем более просить — было для Hиктошки очень тяжело. Хуже, чем горькую горчицу есть. Он любил действовать в одиночку и ненавидел кого-нибудь о чем-нибудь просить. А вдруг не дадут? Да он бы лучше касторку выпил, чем попросил у них. И заниматься чем бы то ни было Hиктошка любил только, когда он один. А вдруг запретят?
Шум вокруг стоял страшный. На кусте, к которому была привязана плетеная корзина, орали воробьи. Коротышки, рассевшиеся по крышам соседних домов, так громко спорили, полетит ли шар или не полетит, что все охрипли. Теперь со всех крыш доносился хрип. Но некоторые коротышки принесли разные шумные предметы — кастрюли, трещотки, стеклянные бутыли и даже саксофон. Кричать они больше не могли и спорили этими предметами, но так, что выходило еще громче.
Hиктошка лежал в мешке, слушал весь этот шум и ждал, когда, наконец, коротышки полезут в корзину. Но они всё суетились вокруг шара. Потом стали бегать по всему дому и каждый разыскивал вещи, которые хотел взять с собой. Казалось, этому не будет конца! Hиктошка так устал за сегодняшний день, что не заметил, как уснул.
Его разбудило громкое «ура» коротышек, раздавшееся, когда шар начал подниматься в воздух. «Я лечу», — подумал Hиктошка. Хорошо бы было вылезти из мешка и посмотреть, что там делается за бортом. Но тогда пришлось бы разговаривать со Знайкой. Да еще и с остальными. И все стали бы говорить, что он ничего не делал, не помогал, а полетел. Hиктошка вспомнил, как Пустомеля обидел его вчера в поле. «Нет уж, — подумал он, — как-нибудь долечу в мешке. А там, на месте, вылезу потихонечку, когда никто не будет видеть. Зато попаду в далекие края». Он столько читал книг про приключения и про дальние страны, а теперь вот он скоро в эти страны попадет и приключения начнутся.
Шар поднимался все выше, и через дырочку в полу Hиктошке было видно, как быстро уменьшалась внизу земля. Сначала их двор с толпящимися провожающими превратился в маленький пестрый квадратик, потом вся Колокольчиковая улица стала едва различимой цветной ленточкой, а вскоре и весь Цветоград собрался в крошечное пятнышко, которое делалось все меньше и меньше и терялось среди других пятен — лесов и полей. Как Hиктошка и думал, корзину качало и она ужасно скрипела. Пол, на котором Hиктошка лежал, ходил ходуном, и ему казалось, что щели между кусками березовой коры всё увеличиваются. «Как бы не провалиться», — беспокоился Hиктошка. Он чувствовал, что под боком у него как раз одна из таких щелей. Hиктошка немного поерзал и попытался прощупать, насколько она большая. Кажется, когда он только сюда залез, промежуток была намного меньше. «Только бы долететь, пока береста совсем не разлезется и я не вывалюсь через эту дыру», — нервничал он.
В это время Растеряка, у ног которого лежал Hиктошкин мешок, заложил ногу за ногу и нечаянно пихнул Hиктошку чем-то мягким прямо в лицо. Hиктошка осторожно приподнял голову и увидел у себя перед носом что-то белое и пушистое. «Это Растерякина подушка», — догадался он. Подушка пришлась очень кстати, потому что Hиктошке не на что было положить голову. Его уху, прижимавшемуся к чьему-то ботинку, кажется, Авоськиному, было очень твердо. Hиктошка потихоньку придвинул подушку к себе. Он обнял ее и зарылся в подушку лицом. Подушка была очень мягкая и нежно пахла одуванчиками. И Hиктошка успокоился. «Ничего, как-нибудь долетим», — подумал он.
Hиктошка стал думать о малышке, которую вытащил из болота. Как ее зовут — он не знал. Кажется, она сказала «Баба-Яга», но ясно же, что ее так звать не могут. Это она непонятно почему сказала. Может, она еще не совсем в себя пришла. А может, у Hиктошки тогда был такой вид, что он на Бабу-Ягу был похож, и она ему хотела сказать: «Привет, Баба-Яга», — но от слабости смогла произнести только «Баба-Яга». Так думал Hиктошка. И он про себя называл Бабаягу «та малышка».