Словно повинуясь зову инстинкта, за хиппи постарше потянулись молодые беглецы-подростки, а следом за ними в Нижний Ист-Сайд пришла полиция, адвокаты, работники социальных служб, появились молодежные общежития и консультативные наркологические центры. На площади Св. Марка расцвела новая коммерция — магазины для наркоманов, магазины плакатов, магазины грампластинок, художественные галереи, книжные лавки, в которых было все — от папиросной бумаги до одежды хиппи и психоделических светильников.
Хиппи приходили в Нижний Ист-Сайд в полной уверенности, что нашли наконец, так же как когда-то их предки-иммигранты, землю обетованную. Когда взорам иммигрантов прошлого, которые приезжали в Америку из Европы, в конце концов открывался силуэт Манхэттена и статуя Свободы, гавань Нью-Йорка казалась им воротами в сказочную страну богатств и неограниченных возможностей. Теперь, в 1966 году, американская молодежь со своими надеждами устремилась в Нью-Йорк, и вид только что открытой мистической земли — трущоб Нижнего Ист-Сайда — наполнял их сердца восторгом .
Соседство было беспокойное: с одной стороны — хиппи, с другой — пуэрториканцы, поляки и украинцы. Коренные жители этих районов возмущались пришельцами, которых, в отличие от них, никто не заставлял жить в трущобах. И действительно, многие молодые хиппи происходили из семей иммигрантов, поколениями боровшихся за то, чтобы занять место среди представителей американского среднего класса. Тем не менее молодежная миграция в Нижний Ист-Сайд была такой же реальной, как в свое время иммиграция пуэрториканцев, поляков или украинцев, хотя причины ее, разумеется, были другими.
Хиппи отвергали мещанский образ жизни своих родителей, идиотский оптимизм телевидения и рекламы и отказывались от эфемерных целей и идеалов американского среднего класса. Они разочаровались в родителях, учителях, священнослужителях, политических лидерах, в средствах массовой информации, были недовольны американской политикой во Вьетнаме. Их привлекали радикальные политические идеологии, рисовавшие Америку жестоким, эгоистичным гигантом-эксплуататором, который должен либо измениться, либо погибнуть. Они искали подлинной любви, подлинного мира, подлинной жизни и подлинного духовного сознания.
Этим летом, когда Бхактиведанта Свами переехал на Вторую авеню в дом номер 26, первая волна великого молодежного бунта шестидесятых уже докатилась до Нижнего Ист-Сайда. Здесь они обрели долгожданную свободу — свободу жить просто и бедно, выражая себя в искусстве, музыке, наркотиках и сексе. Все только и говорили что о духовных поисках. ЛСД и марихуана открыли им доступ в новые сферы сознания. В моде были восточные культуры и восточные религии. С помощью наркотиков, йоги, братства или просто свободы они надеялись обрести просветление. Каждому полагалось сохранять непредубежденность, широту взглядов и творить собственную космическую философию, замешанную на непосредственных переживаниях, экспериментах с наркотиками и застрявших в памяти отрывках из случайно прочитанных книг. Даже если их жизнь казалась бесцельной, они, по крайней мере, гордились тем, что вышли из бессмысленной игры, где игрок продает душу за материальные блага и тем самым поддерживает уже прогнившую социальную систему.
Итак, в 1966 году тысячи молодых людей бродили по улицам Нижнего Ист-Саида — не просто одурманенные наркотиками или сошедшие с ума (хотя были среди них и такие), а в поисках смысла жизни. Они презирали идеалы «истэблишмента» и повседневную жизнь, которую вели миллионы «добропорядочных» американцев.
Бхактиведанта Свами был удивлен тем, что в процветающей Америке могло появиться столько недовольных молодых людей. Это лишний раз доказывало, что материальное благополучие, которым так гордилась Америка, не способно сделать людей счастливыми. Бхактиведанта Свами не пытался объяснить трагизм жизни окружающих его людей какими-нибудь социальными, политическими, экономическими или культурными факторами. Ни условия жизни в трущобах ни молодежные бунты сами по себе не имели первостепенного значения. Все это было лишь симптомами всеобщего несчастья, единственным лекарством от которого является сознание Кришны. Он сочувствовал страданиям каждого из них, но ему было известно универсальное средство, которое поможет людям раз и навсегда избавиться от страданий.
До переезда в Нижний Ист-Сайд Бхактиведанта Свами не занимался изучением молодежного движения в Америке. Он никогда не задавался целью поселиться именно среди молодежи. Но в течение десяти месяцев, прошедших после его отъезда из Калькутты, Бхактиведанта Свами силою обстоятельств или, как он сам говорил, «по воле Кришны» был вынужден постоянно переезжать с места на место. По указанию своего духовного учителя он приехал в Америку и по воле Кришны оказался в Нижнем Ист-Сайде. Его миссия оставалась здесь той же, что и на Бауэри, в студии доктора Мишры и даже в Индии. Он твердо следовал указаниям своего духовного учителя и придерживался ведической философии — взглядов, на которых не могли сказаться радикальные перемены, происходившие в обществе в середине шестидесятых. Если случится так, что вследствие изменений в культурном климате Америки эти молодые люди окажутся более восприимчивыми к его словам, то он будет только рад этому. И если это произойдет, то также по воле Кришны.
Несмотря на революцию хиппи, это время из-за пагубного влияния века Кали было, в сущности, самым неблагоприятным для духовного развития. На Бхактиведанту Свами была возложена задача, которую не приходилось решать никому из духовных учителей прошлого: он пытался пересадить ведическую культуру на самую неподходящую для нее почву. Поэтому он знал, что работа ему предстоит необычайно трудная. И все же, даже в этот неблагоприятный для духовной практики век, как раз накануне переезда Бхактиведанты Свами в Нижний Ист-Сайд толчки недовольства и протеста против культуры Кали-юги стали сотрясать американское общество, выбрасывая на улицы Нижнего Ист-Сайда в Нью-Йорке толпы молодых людей, искавших то, чего не могла дать им повседневная жизнь, — альтернатив и духовного удовлетворения. Этой молодежи, сошедшей с проторенных путей материалистического образа жизни и собравшейся теперь в Нижнем Ист-Сайде, суждено было — случайно или по воле провидения — стать паствой Бхактиведанты Свами, который в своем магазинчике предлагал им «бесценные дары» — киртаны и духовное знание.
Приезд Бхактиведанты Свами прошел почти незамеченным. Соседи говорили, что какой-то приезжий занял помещение магазина сувениров рядом с прачечной. В витрине появилась странная картина, но никто не знал, что все это значит. Никто из них не знал, что такое «Бхагавад-гита», а те, кто знал, подумали: «Наверное, лавка, торгующая книгами по йоге, или что-нибудь в этом роде». Жившие в квартале пуэрториканцы иногда останавливались у витрины, разглядывали картину Харви Коэна, на которой был изображен поющий и танцующий Господь Чайтанья со Своими спутниками, и молча отходили. Управляющего соседней автозаправочной станцией «Мобил» совершенно не интересовало, кто туда вселился — для него это не имело никакого значения. Это нисколько не заботило и торговцев могильными плитами, а также владельцев похоронных бюро напротив. Что же до водителей бесчисленных машин и грузовиков, проезжавших мимо, то для них дома, в котором поселился Свами, вообще не существовало. Однако нашлись молодые люди, которых эта картина заинтриговала. Они подходили к окну и читали объявление на листке бумаги. Некоторые из них даже слышали о «Бхагавад-гите», хотя картина с Господом Чайтаньей и танцующими фигурами как будто не имела к ней никакого отношения. Кое-кто решил сходить на лекции Свами Бхактиведанты и разведать обстановку.
Однажды июльским утром Говард Уилер торопился к своему приятелю, жившему на Пятой улице, в тихой квартире которого он надеялся немного отдохнуть. С Мот-стрит он дошел до Хьюстон-стрит, повернул направо и пошел на восток, через Бауэри. Обходя пошатывающихся бродяг, он шел навстречу потоку машин в сторону Второй авеню.