Хоть мантра и казалась экзотикой, каждому было ясно, что Свами возносит какую-то древнюю молитву во славу Господа. Это был не рок и не джаз. Он был святой личностью, санньяси, и совершал публичное богослужение. Но сочетание было странное: пожилой индийский Свами поет древнюю молитву вместе с молодыми американцами-хиппи, которые собрались в магазинчике в Нижнем Ист-Сайде.
Бхактиведанта Свами продолжал петь. Его бритая голова была высоко поднята и слегка наклонена в сторону, а тело подрагивало от переживаемых эмоций. Чистый преданный, он уверенно вел киртан, а они вторили ему. У витрины и у открытых дверей собрались случайные прохожие. Кое-кто из них выкрикивал насмешки, но пение было слишком мощным, и его не так легко было заглушить. На фоне киртана даже автомобильные гудки стали казаться слабым стаккато. Рев автомобильных двигателей и грохот грузовиков по-прежнему сотрясал улицу, но эти звуки, казалось, доносились откуда-то издалека, и на них никто не обращал внимания.
Люди, собравшиеся в пустой комнате под тусклой лампочкой, пели мантру вслед за ведущим. Слабый, то и дело сбивающийся хор на глазах превращался в довольно стройное созвучие голосов. Все хлопали в ладоши в надежде проникнуть в тайну мантры и вкладывали в пение всю свою душу. Этот свами устраивал не какой-то пробный показ продолжительностью в пять минут. На время он стал их лидером, проводником в царство неведомого. Говард и Кейт были среди них единственными, кому происходящее было не в новинку — побывав в Калькутте, они уже знали, что такое киртан. Но такого пения — прямо в центре Нижнего Ист-Сайда, вместе с настоящим свами — прежде не слышал никто.
В их головах плавала мешанина из психоделических надежд увидеть лик Божий, фантазий, обрывков индуистских учений и представлений о том, что «ОНО» суть ослепительно яркий безличный свет. У Бхактиведанты Свами уже была подобная аудитория на Бауэри, и он знал, что у этих молодых людей нет ни подобающего ученикам благоговения к тому, что они делают, ни понимания смысла происходящего. Но он позволял им петь так, как они хотят. Со временем к ним придет смирение перед духовным звуком, они обретут знание, очистятся и ощутят экстаз от повторения и слушания мантры Харе Кришна.
Он закончил киртан. Пение на время заставило их забыть об окружающем мире, но теперь Нижний Ист-Сайд вновь ворвался в комнату. Стоящие в дверях дети принялись болтать и смеяться. Снова стал слышен рев машин. Кто-то кричал из соседней квартиры, требуя тишины. Было полседьмого. Полчаса пролетели, как одна минута.
* * *
Его лекция была очень простой, но непоседливой молодежи она казалась слишком философской. Некоторые просто не могли ее слушать и после первых же слов Свами бесцеремонно поднялись и, надев у входа обувь, вышли на улицу. Другие ушли, как только поняли, что пение закончилось. И все же пока это была его лучшая аудитория. Пришел кое-кто из старой группы, с Бауэри. Пришли молодые люди с Мот-стрит, которые ищут гуру. Многие из присутствующих уже читали «Бхагавад-гиту», но они не стыдились признаться, что ничего в ней не поняли.
За дверьми — жаркий и шумный июльский вечер. У детей летние каникулы, и они торчат на улице дотемна. Рядом гавкает собака, в ушах стоит гул машин, под окном визжат девчонки. Все это мешает читать лекцию. Но, несмотря на то что дети, машины и собаки отвлекают его, Свамиджи хочет, чтобы дверь оставалась открытой. Если кто-нибудь закрывает ее, он спрашивает: «Зачем закрыли дверь? Ведь могут прийти люди». Он уверенно продолжает говорить, цитируя стихи на санскрите, завладевая вниманием аудитории и стараясь донести до нее свое послание, столь важное и безотлагательное. А неумолкающая какофония звуков грозит заглушить каждое его слово...
«Гав! Гав! Гав!»
«Иииииииииик! Яааааааа!» Крики девчонок действуют на нервы всему кварталу. Где-то неподалеку из окна раздается мужской голос: «Брысь отсюда! Пошли вон!»
Бхактиведанта Свами: «Попросите их не шуметь».
Рой (один из юношей в храме): «Сейчас он их прогонит».
Бхактиведанта Свами: «Да-да, эти дети мешают. Попросите их...»
Рой: «Сейчас. Сейчас этот тип прогонит их».
Бхактиведанта Свами: «Они шумят».
Рой: «Он их уже прогнал».
Мужчина прогнал детей, но они вернутся снова. Их нельзя прогнать с улицы — они здесь живут. И пес никогда не перестанет лаять. А кто остановит машины? От них никуда не деться. Прабхупада использует их в одном из своих примеров: когда машина, проезжая по Второй авеню, на какой-то момент попадает в поле нашего зрения, мы, разумеется, не думаем, что она не существовала до того, как мы ее увидели, или перестанет существовать, как только скроется из виду. Точно так же, когда Кришна, покидая нашу планету, уходит на другую, Он вовсе не перестает существовать, даже если кому-то кажется, что это так. На самом деле Он просто исчез из поля нашего зрения. Кришна и Его экспансии приходят и уходят, периодически воплощаясь на бесчисленных планетах в бесчисленных вселенных материального мира.
Пока Бхактиведанта Свами говорит, машины с ревом и гулом проносятся мимо. Дверь открыта, и он словно стоит на берегу реки из угарного газа, разогретого асфальта, шороха шин и нескончаемых волн дорожного движения. Он проделал долгий путь, приехав сюда с берегов Ямуны во Вриндаване, где на протяжении веков великие святые и мудрецы, собираясь вместе, проводили время в беседах о сознании Кришны. Но его слушатели живут здесь, в этих условиях, и потому он пришел сюда, на берег бурного потока машин, мчащихся по Второй авеню, чтобы во весь голос проповедовать им вечное учение Господа Кришны.
Он не устает повторять: чтобы вы ни сделали в сознании Кришны, пусть даже совсем немного, это принесет вам вечное благо. Только теперь, а не в студии доктора Мишры и не на Бауэри, он стал призывать своих слушателей целиком посвятить свою жизнь сознанию Кришны и стать преданными. Он убеждает их...
«Итак, не имеет значения, что человек делал раньше и какие грехи совершил. Сначала он может не быть совершенным, но, посвятив себя служению, он непременно очистится».
Внезапно в дверях появляется бродяга с Бауэри. Он насвистывает какую-то песенку и что-то выкрикивает пьяным голосом. Все слушатели в растерянности остаются сидеть на своих местах.
Пьяный: «Здорово! Подожди, я сейчас. Я принес тут одну штуку».
Бхактиведанта Свами: «Не мешайте. Садитесь. У нас серьезный разговор».
Пьяный: «Я принесу ее сюда. В церковь. О’кэй? Я сейчас».
У мужчины седые волосы, короткая борода с проседью и грязная одежда. От него разит перегаром на весь храм. Пошатываясь, он выходит и исчезает за дверью.
Бхактиведанта Свами усмехается и сразу возвращается к лекции.
...Но через пять минут старый бродяга появляется вновь, сообщая о своем приходе: «Здорово!» Он что-то несет. Он обходит сидящих и идет вглубь помещения, прямо туда, где сидит Свами, открывает дверь в уборную, кладет туда два рулона туалетной бумаги, закрывает дверь и идет к раковине, кладет на нее несколько бумажных полотенец, а под раковину — еще два рулона туалетной бумаги и еще несколько бумажных полотенец. Потом встает и поворачивается к Свами и ко всем собравшимся. Свами смотрит на него и спрашивает: «Как это понимать?» Бродяга молчит, он сделал свое дело. Свами смеется и благодарит гостя, который уже направляется к двери: «Спасибо. Большое спасибо». Бродяга выходит на улицу. «Вот видите, — Бхактиведанта Свами обращается теперь к своей аудитории. — Служить — это так естественно. Смотрите, этот человек немного не в себе, но он думает: „Здесь что-то происходит. Сделаю-ка я для них что-нибудь". Видите, это получается совершенно непроизвольно, потому что такова наша природа».
Молодые люди в аудитории переглядываются. Пожалуй, такого они еще не видели — сначала они пели под звон тарелочек, потом Свами, похожий на Будду, говорил о Кришне и пел молитвы, а теперь эта дурацкая история с пьяницей.
Но Свами остается невозмутимым, он совершенно спокоен, сидит себе на полу так, как будто ничего на свете не боится, и говорит о своей философии, о душе, о том, что все мы станем святыми, даже этот старый алкоголик — и тот станет святым!