Заметив широкоплечего, бородатого Говарда, Бхактиведанта Свами улыбнулся:
— Вы привели друзей?
— Да, — громким басом ответил Говард.
— Очень хорошо.
Бхактиведанта Свами снял белые туфли, сел на тоненькую циновку, оглядел слушателей и знаком велел им сесть. Он раздал несколько пар литых бронзовых тарелочек и быстро показал, как отбивать ритм: раз-два-три-и-и... Он заиграл — раздался необычный звон — и запел: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Теперь очередь была за ними.
— Пойте, — сказал он.
Некоторые уже знали эту мантру, постепенно ее подхватили другие — и после нескольких повторов уже пели все.
Большинство молодых людей и несколько присутствовавших здесь девушек не раз и не два отправлялись в психоделические путешествия, стремясь расширить свое сознание и получить доступ в иные сферы бытия. Они очертя голову бросались в бурные, запретные воды ЛСД, мескалина и колдовских грибов. Готовые рискнуть всем, они не желали слушать никаких предостережений. Но в их безрассудной отваге был один положительный момент — стремление отыскать другие измерения своего «я», выйти за пределы повседневности, даже если они не знали, что ждет их за этой гранью и смогут ли они когда-нибудь вернуться к комфорту обыденной жизни. Но какие бы истины они ни находили, ничто не приносило им удовлетворения, и каких бы миров они ни достигали в своих психоделических путешествиях, они неизменно возвращались в Нижний Ист-Сайд. Теперь они решили попробовать мантру Харе Кришна.
Когда в руках у Свами внезапно зазвенели тарелочки и он звучным голосом повел киртан, они тут же почувствовали, что происходит нечто необыкновенное. Это был еще один шанс «улететь», и они охотно поддались настроению киртана. Они хотели полностью отключить свой ум и узнать, что даст им это пение. У многих мантра уже ассоциировалась с мистическими Упанишадами и «Гитой», которые взывали к ним таинственными словами: «Вечный дух... Отрицание иллюзии...» Но какой бы ни была эта индийская мантра, думали они, пусть она звучит... Пусть ее волны унесут нас далеко-далеко и высоко-высоко. Примем же ее и испытаем на себе ее воздействие. Чего бы это ни стоило, пусть она унесет нас с собой. Пение казалось довольно простым и естественным. Оно ласкало слух и никому не могло причинить вреда. Это было нечто совершенно потрясающее и ни на что не похожее.
Бхактиведанта Свами пел, погрузившись в состояние внутреннего экстаза, но при этом внимательно наблюдал за пестрой группой своих слушателей. Он поднимал целину, начинал новое дело в новой стране. Под звон тарелочек многоголосое пение мантры Харе Кришна, в котором один голос вел, а другие вторили, росло и крепло, заполняя собой теплый летний вечер. Некоторых соседей это начало раздражать. Пуэрториканская ребятня, привлеченная пением, столпилась в дверях и прилипла к витрине. Наступили сумерки.
Хотя мантра и казалась экзотикой, всем было ясно, что Свами возносит какую-то древнюю молитву во славу Господа. Это был не рок и не джаз. Он — святой, санньяси — совершал публичное богослужение. Но сочетание было странное: пожилой индийский свами поет древнюю молитву вместе с молодыми американцами-хиппи, которые собрались в магазинчике в Нижнем Ист-Сайде.
Бхактиведанта Свами продолжал петь. Его бритая голова была высоко поднята и слегка наклонена в сторону, а тело подрагивало от переживаемых эмоций. Чистый преданный, он уверенно вел киртан, а гости вторили ему. У витрины и у открытых дверей собрались случайные прохожие. Кое-кто из них выкрикивал насмешки, но пение было слишком мощным, и его не так легко было заглушить. На фоне киртана даже гудки автомобилей стали казаться слабым стаккато. Рев машин и грохот грузовиков, как и прежде, сотрясали улицу, но эти звуки, казалось, доносились откуда-то издалека, и на них никто не обращал внимания.
Люди, собравшиеся в пустой комнате под тусклой лампочкой, пели мантру вслед за ведущим. Слабый, то и дело сбивающийся хор постепенно превращался в довольно стройное созвучие голосов. Все хлопали в ладоши, надеясь проникнуть в тайны мантры, и вкладывали в пение всю свою душу. Этот свами устраивал не какой-то пробный показ продолжительностью в пять минут. На время он стал их лидером, проводником в царство неведомого. Говард и Кейт были среди них единственными, кому происходящее было не в новинку, — они уже видели киртан в Калькутте. Но такого пения — прямо в центре Нижнего Ист-Сайда, вместе с настоящим свами, — прежде не слышал никто.