Преданные поспешили назад, к Свамиджи, чтобы поскорее рассказать ему обо всем, что произошло. Он сидел за столом и переводил «Шримад-Бхагаватам». Хотя сам он не присутствовал на киртане, ученики действовали по его указанию, поэтому, даже не покидая своей комнаты, он занимался распространением пения «Харе Кришна». Сейчас он сидел, ожидая отчета.
С горящими глазами и сияющими лицами, ребята ворвались в комнату и слегка охрипшими голосами начали рассказывать о сегодняшних событиях. Старательно пели не только они: к преданным присоединились еще сотни людей, которые пели и танцевали в большом хороводе.
— Свамиджи, это надо было видеть! — восклицал Брахмананда осипшим от пения голосом. — Это было потрясающе, изумительно!
Бхактиведанта Свами переводил взгляд с одного лица на другое и постепенно сам стал похож на своих учеников — ликующих и полных надежды на то, что пение «Харе Кришна» никогда не прекратится. Они доказали, что это пение может повести за собой движение любви и мира. Оно может расти, и сотни людей примут в нем участие.
— Распространение мантры Харе Кришна зависит от вас, — сказал им Свамиджи. — Я уже старик, а вы молоды, и сделать это в ваших силах.
13 октября
Газета «Вилледж войс» поместила четыре большие фотографии с «карнавала любви». В статье говорилось:
Центром празднества были мантры и священные песнопения из санскритской «Бхагавад-гиты». На три часа они стали лодкой, плывущей по волнам ритмичных напевов. Под аккомпанемент барабанов, флейт и бубнов, сделанных из пробок от газированной воды, пятнадцать учеников Бхактиведанты Свами, который проводит свои программы в помещении бывшего магазина на Второй авеню, вели пение мантр, подобное волнам морского прибоя.
18 октября
Было воскресенье, и они вновь отправились в Томпкинс-сквер-парк. Как и в прошлый раз, Свамиджи играл на бонго. Он сидел на коврике, залитый светом осеннего солнца. Его проворные пальцы с обычной виртуозностью били по мембране, создавая причудливые ритмы. Мелодичным и от природы уверенным голосом он возносил молитвы учителям прошлого: Бхактивиноде, Гаураки-шоре, Бхактисиддханте — вековой ученической преемственности, живым представителем которой он являлся в это время, в шестидесятые годы двадцатого столетия, в этой далекой части света. Он пел их имена с уважением, почтением и любовью, как слуга, сидя под высоким дубом, среди лабиринта парковых изгородей, в окружении американских последователей.
И вновь свершилось чудо. На сей раз хиппи подключались гораздо смелее. Снова пришел Аллен Гинзберг, и вокруг собралось около сотни людей, привлеченных пением Бхактиведанты Свами: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Из сотен людей, проходивших мимо, некоторые задерживались ненадолго, а потом уходили, другие решали посидеть и попеть несколько минут, а кто-то остался до самого конца. И лишь немногие — очень немногие — оценили встречу со Свами как переломный момент в жизни.
Боб Коренз искал Свами. В тот день он прогуливался по парку с модно одетой женой и двухлетним сыном Эриком. Двадцатишестилетний Боб работал старшим инспектором в городском отделе социальной защиты Нью-Йорка. Он вырос в Вашингтоне, и там же встретился со своей женой. У него было полное лицо, высокий лоб, чистый голос и спокойный взгляд.
Боб: Когда я окончил Университет Джорджа Вашингтона, я решил направиться в поисках высшей истины прямо туда, где, как я полагал, было самое сердце материального мира, — в Нью-Йорк. Там я поселился неподалеку от первого в Ист-Вилледж магазина для наркоманов.
Боб не считал, что в должности социального работника приносит реальную пользу, — его подопечные на протяжении многих лет не меняли ни убеждений, ни привычек. Они с женой частенько захаживали в закусочные Ист-Вилледж и посещали лекции Лири и Олперта по расширению сознания, а недавно приняли участие в Марше мира. Боб чувствовал, что его надежды на степень магистра и лучшую квартиру бесперспективны, и искал чего-то другого.