– Но это только до двадцати одного. Могут ли они просто встречаться... пока что?
Алекс покачал головой.
– Он её опекун. Её долг исполнять его волю. Если он решит запереть её в комнате до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год, то так и будет.
Меня начало мутить.
Губы Алекса все шевелятся, он что – продолжает говорить?
Что я наделала?
Эмили это тот тип людей, который и правда заслуживает любви.
Жизнь без нее...
Я с трудом добрела до стула, а потом ноги меня подвели.
Алекс издал неопределенный звук и запустил руку в свою шевелюру.
– Я должен исправить все, что ты натворила, и молись, чтобы мне это удалось.
Парень метнулся к двери, а потом остановился.
– И надейся, что моя мать не узнает об этом до того, как я все решу. У нее очень серьезные проблемы с сердцем. Я не прощу тебе, если её здоровье пошатнется.
Я кивнула, но не думаю, что услышала хоть что-то.
Провал. Я должна была придумать что-то другое, что-то, где не пришлось бы обманывать Алекса и красться за его спиной...
Я осталась одна.
Алекс ушел.
С трудом передвигая ноги, я нашла дорогу к фойе, где стоял швейцар.
– Письмо к лорду Денворту доставили сегодня?
«Пожалуйста, скажи нет. Пожалуйста».
Он кивнул.
– Да, несколько часов назад.
– Окей, – сказала я, почти ничего не видя перед собой.
Даже если бы я хотела все вернуть... уже поздно. Мы написали письмо о том, что происходит и отправили Денворту. Что она не достанется ему, а тайно выйдет замуж за Трента. Это была наша страховка, на случай если сплетни не дойдут до его ушей.
По словам Эмили все, что нужно для того, чтобы разрушить репутацию, это всего несколько слухов. Не имеет значения, подстроенных или нет.
Скорее всего, Денворт уже прочел письмо. И, судя по всему, волна слухов уже прокатилась. Теперь всё сделано. Репутация Эмили разрушена подчистую.
Я развернулась и начала подниматься по лестнице в свою комнату. Пальцы побелели, так я сжимала перила, боялась упасть, ведь почти не видела ступени. Голова кружилась.
Интересно, о чем подумал Денворт, когда прочел письмо.
Интересно, что сейчас делает Алекс.
Интересно, как все катится в пропасть.
Глава 24
Кошмар наяву. Я сижу на высоком стуле, корсет давит на меня со всех сторон, и кроме меня в комнате всего один человек – Виктория.
Судя по тому, как женщина хлебает суп, она понятия не имеет что происходит.
И я должна постараться, чтобы она не узнала.
Как я могла так сглупить? Упустить такой важный факт – опекун отвечает за её решения?
Уверена, Алекс направился прямиком к коттеджу. Понятия не имею, что там происходит. Впервые в жизни изнываю от отсутствия телефона. Так бы я могла позвонить и узнать, как они.
Настоящая агония сидеть и ждать развязки.
Перед ужином Виктория спросила, знаю ли я, где Эмили, но мне удалось выкрутиться. Даже не помню, что говорила.
Кошмарный ужин тянулся вечность, пока старые часы отмеряли минуты, и всё о чем я могла думать – маленький коттедж в нескольких милях от меня. Кричит ли Алекс на Трента и Эмили? Правда ли Трент не бросит её при любом исходе?
Я отвлекалась от этих мыслей, когда Виктория напоминала о своём, столь приятном, присутствии.
– Ребекка, дорогая, перестань сутулиться, – сказала женщина.
Ненавидя себя, я села прямее, автоматически, не более того. У неё такой материнский тон, что соглашаешься до того как поймешь, о чем она. Я бы села на стуле удобнее, но из-за корсета это было невозможно.
Если я когда-то снова перескочу несколько веков, то отыщу парня, который изобрел корсеты, и выскажу ему всё что думаю.
Кто-то из слуг положил передо мной огромный кусок ветчины. Я подождала, пока Виктория отрежет себе кусочек, а потом в точности повторила её движения. Наблюдать за тем, как она ест, как мастер-класс поведения за столом. «Саймон говорит...» [6]
Частично мне её жаль. Вся её жизнь подчиняется этикету, правилам и запретам. А что там прячется за фасадом? Насколько вы готовы поспорить, что за её одержимостью правилами стоит боль от того, что у мужа была любовница? И всё что ей оставалось делать – хорошая мина при плохой игре, видимость того, что её жизнь прекрасна и идеальна?
Не удивительно, что держать лицо так важно для неё. Муж изменял ей. Завел ребёнка на стороне. Но благодаря ей герцог Харксбери не ударил в грязь лицом. Безукоризненная женщина. Ей моря по колено.
Наверное, я была слишком жестока к ней.
– Розы расцвели. Мы с Эмили вчера гуляли по саду, и их аромат прекрасен, – сказала я, попытавшись быть милой.
Виктория покончила со своим блюдом и подняла на меня взгляд.
– Да. Сады великолепны в это время года. Предыдущий герцог специально расположил их так, чтобы гуляющим по дорожкам сопутствовал аромат цветов.
Её бывший муж. Она знала всё. Её слова били как пушечные ядра, тяжёлые и оглушающие. Не уверена, что сказать на такое, так что просто набила рот ветчиной.
Сколько ещё смен блюд? Надеюсь, мы остановимся на трёх. Не думаю, что смогу пережить ещё шесть. Напыщенные речи не мой конёк, и зная себя, я, скорее всего, сболтну что-то про Эмили.
Виктория так сжала свою вилку, что костяшки побелели, будто осознала свою ошибку, заговорив об отце Алекса. Затем положила вилку и расслабила пальцы. Потом отложила и нож, чтобы помассировать запястье. На секунду её лицо исказила боль, но следом женщина снова взяла себя в руки и продолжила ужин.
– Что-то не так? – спросила я.
– Годы вышивания вышли мне боком, – ответила она.
Я удивилась, что женщина поделилась этим со мной. Неустрашимая Виктория. Безупречная во всём.
– Каково это?
– Иногда боль пронзает руку.
– Наверное, синдром запястного канала.
Женщина воззрилась на меня.
Я пожала плечами.
– Нерв пережат. Постарайтесь, чтобы ночью рука лежала ровно, это немного облегчит боль. Спустя несколько недель будет намного лучше.
Почему я раздаю советы? Разве я не предпочла бы, чтобы вся её рука отвалилась?
– Спасибо, – мягко сказала женщина. Но через секунду словно вспомнила, что мы заклятые враги, – твой локоть на столе.
– Упс, – я положила руки на колени.
– Почему ты не хочешь, чтобы Эмили вышла замуж за Денворта? – Виктория так внимательно рассматривала вилку, что на секунду я подумала, что вопрос адресовался ей, а не мне.
– Простите? – она ведь ни о чем не догадалась, верно?
О, Боже... Алекс разозлится, если Виктория поднимет шум. Я надеялась, что слухи прошли мимо. Я думала, она много времени провела у себя в кровати, ей вроде как нездоровилось. Но если слуги все-таки заходили к ней, или громко разговаривали в коридоре...
– Я подслушала ваш с Эмили разговор. Ты веришь, что они не подходят друг другу. Почему, Господи прости, ты так решила?
О, так она еще не в курсе.
Виктория на секунду подняла взгляд, будто надеясь, что я не поняла, что это допрос. Будто тут есть кто-то еще, кто может ответить. Ей так сложно хорошо относиться ко мне?
Теперь я поизучаю вилку. Мне сказать ей правду или придумать какой-то невероятный предлог? Такая как Виктория не верит в любовь. Как она может? Она полностью за этот брак. Верит в этот долг перед обществом.
– Эмили заслуживает лучшего.
Виктория изучающе посмотрела на меня. Её лицо было поднято слишком высоко, и потому она скосила глаза.
– Лучше барона? У нее больше шансов на любовь с Денвортом чем с кем-либо ещё.
Странно, но думаю, что она верит в свои слова. Говорит так, будто это факт.
– Как это может быть правдой? Он же старый.
Виктория снова отложила вилку и уставилась на меня. Впервые её взгляд не был острым или жёстким. Уголки глаз глядели мягко. На секунду я будто увидела её помолодевшей лет на двадцать. Думаю, тогда она была красивой.
6
Саймон говорит – детская игра, в которой участвуют от трёх человек. Один игрок, ведущий, берёт на себя роль «Саймона» и отдаёт приказы остальным игрокам в таком ключе: «Саймон говорит: сделай то-то»; как правило, это простые активные действия, например, «подпрыгни», «похлопай в ладоши» и т.п. Остальные игроки должны не задумываясь исполнить приказ