Читать онлайн "Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии" - Калири Елена - RuLit

excerpta филадельфийского историка; в прошлом уже Нибур, озадаченный тем, что инициатива отправить посольство на Восток была предпринята Ромулом[325], предположил, что в рассматриваемом отрывке ὁ Αὔγουστος ὁ τοῦ Ὀρέστου υἱὸς было записано ошибочно вместо Ὀδόαχος. Существо проблемы сводится к институциональной легитимности: на каком основании мог бы заставить — что подчеркивает значение глагола ἀναγκάζω — Ромул[326], который был puer, у которого только что были убиты отец и дядя, чье положение на Западе была нелегитимным, поскольку его избрание не было признано правительством в Константинополе? Ромул, как мы видели, пропадает из свидетельств источников[327], исчезает как тень, и только Anonymus Valesianus упоминает о нем в связи с его ссылкой в Кампанию с parentes и, прежде всего, с годовым доходом в шесть тысяч золотых солидов. Поэтому следует исключить любое его участие в официальной жизни государства, независимо от того, что клеймо нелегитимности, отягощавшее переворот, совершенный его отцом Орестом, сместившим законного императора Юлия Непота, казалось к тому же подтвержденным подозрительными контактами, предполагаемыми или реальными, или, как знать, искусно распущенными о них слухами, с фрондой Василиска. Разумно, напротив, полагать, что Одоакр, основываясь на сложившемся соотношении сил и поддержанный своими многонациональными войсками, мог потребовать, чтобы сенаторы отправились в Константинополь с просьбой о легитимации его положения. В поддержку такого предположения служит тот факт, что касающийся этого посольства фрагмент Кандида упоминает лишь одного Одоакра[328]. В любом случае очевидно, что, вне зависимости от внешней формы, постановщиком этого действа был Одоакр, либо лично, либо посредством Ромула заставивший сенат информировать Зенона о новой ситуации на Западе. Но самый, возможно, значимый аспект этого посольства заключается в возобновленной (реальной или только внешней?) политической роли сената, который действует в качестве посредника, возвращается к выработке и приданию стратегического направления западным институтам, предлагает ликвидацию западного суверенитета и воссоединение властей в императоре Константинополя, и добивается признания политической роли в τῶν Ἰταλῶν διοίκησις Одоакра, за которым признавалась πολιτικὴ σύνεσις. Настойчивость на единстве империи, на том, что западная βασιλεία больше не является необходимой, но будет достаточно μόνος αὐτοκράτωρ, позволяет утверждать, что сенаторское посольство в какой-то мере санкционировало своего рода приостановление в институционально-юридическом отношении римской империи на Западе[329]. Следует отметить, что сенаторское посольство никоим образом не принимало во внимание фигуру Непота. Восстановление единства империи, воссоединение власти в лице одного лишь Зенона фактически отстраняло Непота, за которым не признавалось никакого авторитета и никакой роли. Напротив, Восточная империя продолжала отстаивать его должность, несмотря на то, что в результате переворота Ореста она была временно ограничена Далмацией. Западные послы не упоминают ни о его легитимности, ни даже о его существовании. Все же добровольная ссылка Непота в Далмацию не сопровождалась заявлениями ни о том, что он ратифицировал отставку, ни о том, что он официально отказался от атрибутов своей верховной власти. Притязания Ореста, присвоившего себе primatum omnemque dignitatem[330] и возведшего сына, хотя и puer, в императорское достоинство, формально были незаконными, и Непот, хотя и privatus a regno[331][332], все еще был законным императором pars Occidentis. Но это никак не учитывалось послами сената, по мнению которых осуществлять власть надлежало Одоакру — вот тот выбор, который они представляли на утверждение восточному императору. Они, действительно, заявили перед Зеноном о его качествах[333], поскольку, с их слов, он был ἱκανός[334] — примечательно использование этого прилагательного — позаботиться о pars Occidentis, σώζειν τὰ παρ' αὐτοῖς πράγματα[335]. Далее римские сенаторы просили, чтобы ему было предоставлено достоинство патриция и обязанности по управлению τὴν τῶν Ἰταλῶν διοίκησιν[336] — выражение, которое, по мнению многих ученых, не носило общего характера, но указывало на территориальную основу осуществления им своих полномочий[337]. Предоставление Одоакру управления τῶν Ἰταλῶν διοίκησις было, таким образом, официально испрошено и поддержано римской сенаторской аристократией, умолявшей об объединении суверенитета двух империй в одном лице, с поручением, однако, осуществления местной власти Одоакру в качестве царского чиновника с рангом патриция[338]. В этой связи следует особо отметить, что, согласно сообщению Малха, Зеноном, в зависимости от случая, был дан двоякий ответ: с одной стороны, обращаясь к посланцам сената (τοῖς μὲν ἀπὸ τῆς βουλῆς), он напомнил им, что из числа двух полученных с востока императоров один (Непот) был ими изгнан, а другой (Антемий) убит; с другой стороны, он отослал посланцев варвара (τοῖς δὲ ἐκ τοῦ βαρβάρου) за предоставлением достоинства патриция к Непоту. В лице Юлия Непота еще был жив законный император Запада, у которого Одоакр и должен просить предоставления достоинства patricius. Однако в βασίλειον γράμμα, частном письме, Зенон все же обратился к нему, называя таким титулом[339]. Таким образом, Непот привлекается к делу только восточным императором, все еще наделяющим его миропомазанием институциональной легитимности. Но это происходит лишь на словах, только потому, что одновременно с западным посольством в Константинополь прибыли и его посланники. Из своей далматинской ссылки он просит помощи и военной поддержки, заявляя о своем полном праве на верховную власть на Западе и утверждая свое легитимное положение, тем самым неявно исключая всякую возможность принятия и признания изменения баланса и той системы, которую пришлось создать в Италии. Также и в этом случае Зенон играл роль образцового эквилибриста: слова утешали, но карманы оставались зашитыми. Тарасикодисса[340], только что вернувшийся на трон и осознающий еще живую нестабильность, никогда не подпитывал очаги, которые могли яростно разгореться и стать неуправляемыми; вследствие этого ответ Непоту был любезным, но ничего не стоящим: идеальная солидарность, но никакой военной помощи, никакой организационной поддержки[341].