Осознание того, что отныне Италия была единственной территорией, на которой осуществлялась власть на Западе, неоднократно засвидетельствовано Эннодием в разных местах Vita Епифания.
«Nutabat status periclitantis Italiae et adfligebatur ipsis discriminibus gravius, dum expectabat futura discrimina»[348][349]: такими словами комментирует он тяжелое положение, вызванное разногласиями между Рицимером и Антемием. Когда в 471 году Рицимер по совету лигурийской знати поручил Епифанию отправиться в Рим и попытаться договориться с императором, тицинский епископ, взывая к милосердию, посредством которого можно осуществить пример царствия небесного, начал так: «Hoc ergo Italia vestra freta iudicio vel Ricemer patricius parvitatem meam oratu dixerit, indubitanter coniciens, quod pacem Romanus deo munus tribuat, quam precatur et barbarus»[350][351]. В связи с посольством к Эвриху Юлий Непот определяется как тот, кому regimen Italiae ordinatio divina commisit[352][353]. Italorum supplicum voces[354], чьим выразителем был Епифаний, decus Italiae[355], молили Гундобада об освобождении захваченных бургундами пленников[356]. Разумеется, следует исключить специальное или техническое использование Эннодием термина «Италия», который следует понимать в широком, растяжимом смысле, не выводя из него специфической коннотации или, тем более, разграничения для Italia annonaria[357]. Важно отметить это постепенное, осознаваемое сокращение территориальной области, в пределах которой еще могла осуществляться власть: ею остается одна лишь Италия. Правление именно ею испрашивалось в Константинополе доверить Одоакру по причине его достоинств.
Возможно ли, таким образом, что, вне зависимости от соотношения сил и принуждения, уже в 476 году римские сенаторы, как в связи с восточным посольством сообщалось ими самими и как было зафиксировано составителями вошедшей в состав Auctarium Havniense официальной хроники императорской канцелярии, имели доказательство политических и военных способностей Одоакра? Оспаривать последние не имеет смысла, поскольку их явной демонстрацией были успехи и лидерство над многонациональными войсками. Но чем подтверждается πολιτικὴ σύνεσις и то, что он был arte et sapientia gravis? На мой взгляд, Одоакр за весьма короткое время уже обеспечил явную уверенность в этом римской сенаторской аристократии. С воистину молниеносной быстротой в мыслях и действиях он сумел ограничить влияние реквизиций и последствия передела земель в пользу варварских войск, требовавших выполнения данных им ранее обещаний; кроме того, ему удалось заключить с королем вандалов договор, благодаря которому плодоносная Сицилия была возвращена Западной империи. Мы еще вернемся к подробному рассмотрению этих вопросов, но то, что обе операции были доказательством исключительной πολιτικὴ σύνεσις, необычайной политической sapientia, кажется мне очевидным.
Природа, значение, полномочия и пределы ἀξία τοῦ πατρικίου[358], испрашиваемого Одоакром, были предметом различных интерпретаций. Утверждалось, что титул патриция соответствует должности magister militum praesentalis, и что, следовательно, его предоставление ставило Одоакра во главе военного аппарата pars Occidentis[359]. Другие, напротив, не видели взаимозависимости между достоинством патриция и военной должностью. Это, однако, не объясняет нерасположенности и нерешительности восточного императора в вопросе об официальном предоставлении простого достоинства, которого ранее были удостоены многие лица. Нельзя исключать и намеренное и тонкое недопонимание, изображаемое Зенона, игравшим на двусмысленности титула: «частным образом» он предоставил простое почетное достоинство, лишенное какой-либо военной власти, тогда как Одоакр стремился к достижению того же самого правового положения и тех же полномочий, которое в прошлом занимали Аэций, Рицимер, Гундобад и Орест[360]. Были и такие, кто, как Моммзен, постулировали, что Зенон обещал, но предусмотрительно откладывал любое присвоение[361]. Его поведение действительно является шедевром политической эквилибристики. Он не отказывает в предоставлении патрициата, какие бы полномочия он ни предполагал, но относит к Непоту, как законному держателю Западной империи, обладание правом определять, предоставлять его или нет. Однако, как уже говорилось, частным образом в письме он назвал Одоакра патрицием, тем самым неявно признавая за ним этот титул и, соответственно, действуя тем самым в обход Непота, который вряд ли бы его ему предоставил.
348
«Шатким было состояние подвергающейся опасностям Италии и ещё сильнее подрывалось оно самими угрозами ожидаемых грядущих потрясений» (
350
«И потому, полагаясь на рассудительность, ваша Италия и по её просьбе патриций Рицимер избрали мою малость, без сомнений заключив, что римлянин предоставит в дар богу тот мир, о котором умоляет даже варвар» (
357
Согласно Ruggini, Economia e società, cit., 285 ss., у Кассиодора
359
Так полагает
360