Последнее быстрое замечание по этому вопросу: в то время как в § 37[406] говорится, что Одоакр «низложил Августула с царства» (deposuit Augustulum de regno), в § 45 используется иное выражение. Этим параграфом возобновляется повествование о западных событиях после изложения событий восточных, бегло упоминающего о заговоре Василиска и о реставрации Зенона, которому расточаются похвалы — правду сказать, чрезмерные, — подчеркивающие его щедрость ко всем (munificus omnibus) и отмечающие его согласие с сенатом и народом, так что устанавливались его «изображения в разных местах в городе Риме» (imagines per diversa loca in urbe Roma)[407]. О таких идиллических отношениях между Римом и Зеноном, мне кажется, больше нет никаких свидетельств: исавр Тарасикодисса, на которого константинопольцы уже смотрели с подозрительным высокомерием и чье правление было усеяно заговорами, сговорами и предательствами, вряд ли очаровал бы великое римское собрание. Кроме того, здесь анонимный компилятор допустил промах, написав Рим вместо Константинополя. Это невозможно проверить, однако в любом случае одобрение Зенона даже в Константинополе, как уже говорилось, переживало взлеты и падения. Поэтому более чем правдоподобно, что компилятор допустил ошибку либо при сшивании отрывков не только эта фраза, но и весь параграф был вставлен произвольно и не к месту, так как tempora Зенона отнюдь не были pacifica, и сам он не recordatus est amorem senatus et populi. В § 45, как мы уже отметили, после отступления о восточных событиях, с возвращением фокуса на Запад повторяется, что Odoacar, cuius supra fecimus mentionem, mox deposito Augustolo de imperio, factus est rex…[408] Один нюанс (nuance), внешне незначительный: deposuit Augustulum de regno (§ 37)[409]; deposito Augustolo de imperio (§ 45), с добавлением упоминания о том, что Августул ante regnum звался a parentibus Romulus (§ 37). Regnum и imperium. Будущее и прошлое институциональной основы Запада. Но, возможно, в этом случае имеет место очередная неточность, банальная погрешность, и анонимный компилятор был заведомо не в состоянии уловить кроющийся в ней подтекст институционального и правового порядка[410].
В § 38 интерес полностью перемещается на Одоакра. Неоднозначная рукописная традиция поспособствовала созданию путаницы и узаконила различные интерпретации. Поэтому для лучшего понимания состояния проблемы будет полезно привести рассматриваемый отрывок полностью — так, как он восстановлен в тойбнеровском издании Жака Моро: (Odoacar) Ingrediens autem Ravennam deposuit Augustulum de regno, cuius infantiae misertus concessit ei sanguinem, et quia pulcher erat, etiam donans ei reditum sex milia solidos, misit eum intra Campaniam cum parentibus suis libere vivere. Enim pater eius Orestes Pannonius, qui eo tempore, quando Attila ad Italiam venit, se illi iunxit et eius notarius factus fuerat. Unde profecit et usque ad patricatus dignitatem pervenerat[411]. Это принятое на сегодняшний день чтение основано, однако, на исправлении, внесенном Анри де Валуа в 1636 году в первом издании Анонима. Действительно, в кодексе Berolinensis 1885, единственном свидетельстве этого отрывка, читается: Ingrediens autem Ravennam deposuit Augustulum de regno cuius infantiae misertus concessit ei sanguinem, et quia pulcher erat, tamen donavit et creditor sex milia solidos et misit eum intra Campaniam cum parentibus suis libere vivere[412].
Очевидны противоречивость и нелогичность оригинального чтения Berolinensis: лишено смысла сообщение о том, что Одоакр даровал жизнь Августулу и, тем не менее, в качестве кредитора подарил ему доход в шесть тысяч солидов. Противоречит всякому законченному смыслу тот факт, что он пощадил его и все же обеспечил ему доход в качестве кредитора[413]. Хиршфельд, столкнувшись с нелогичностью данного выражения, предложил заменить tamen на etiam, что действительно придает предложению бо́льшую органичность: Одоакр пощадил жизнь юного Ромула и, кроме того, предоставил ему доход в 6000 солидов. Но как совместить это с относимым к Одоакру приложением creditor? Существует ли какая-нибудь связь с продолжением параграфа, содержащим чрезвычайно несвязный — по крайней мере, внешне, — очень краткий портрет Ореста, в котором, помимо этнонима Pannonius, упоминается тесная связь с Аттилой, чьим notarius он был до того, как достиг patriciatus dignitatem? Согласно убедительной гипотезе, источник, которым пользовался валезианский эксцерптор, отражал германскую среду или был к ней очень близок, «именно ту среду, в которой выплаченная в пользу Ромула Августула денежная сумма могла восприниматься в терминах германского права как вергельд (weregeldum), внесенный в качестве искупительного штрафа (compositio), уплаченного Одоакром как убийцей: "явившись… Одоакр… убил Ореста" (superveniens… Odoacar… occidit Orestem); вергельд, уплаченный всей семье убитого — Ромулу и его parentes — как было обычным в германском уголовном праве… вергельд, кроме того, наивысшего размера, потому что (enim) речь шла о высшем сановнике, о патриции (patricius), а древнее германское право, как известно, соизмеряло вергельд с "личными качествами" (qualitas personarum)»[414]. Весьма правдоподобным выглядит предположение, что в этом отрывке проступает менталитет, очень близкий к германскому миру и его культуре. Остается, однако, неразрешенным ряд вопросов, из которых первый неизбежно ставится о том, что Одоакр, убив как Ореста, так и его брата Павла, стал бы должником Ромула и его остальной семьи, а не creditor. Следует предположить предшествующие отношения между Орестом и Одоакром, или, скорее, между их семьями. Как уже упоминалось, отец Одоакра Эдекон был одним из primores скиров и стал видной фигурой при Аттиле, когда его народ был покорен гуннами[415]. Многочисленные поручения, как дипломатические, так и военные, возлагались на Ореста Аттилой, чьим comes и scriba, как упоминалось ранее, он был. Мы знаем, что в 448 году Эдекон и Орест вместе принимали участие в дипломатической миссии в Константинополь. Возможно, таким образом, что контакты между двумя семьями восходили ко временам службы при гуннском королевском дворе, но речь идет лишь о гипотезе, основанной на косвенных доказательствах. Также крайне необычным, если не сказать неразумным, кажется то, что решение сохранить жизнь юному Августулу проистекало из того факта, что он был красив (et quia pulcher erat…)[416]. Дальше мы увидим, что Одоакр не был чужд актов милосердия, щадя даже опасных врагов, как в случае с королем ругов Февой, который, по сообщению Auct. Havn. Ordo Prior, несмотря на то, что начал войну и нанес огромные потери войску Одоакра, был пощажен и уведен в Италию. И, наконец, совершенно не связанным кажется вышеприведенный портрет Ореста, о чьем убийстве уже сообщалось в предыдущем параграфе, который в данном параграфе следует непосредственно за информацией о предоставленном Августулу позволении vivere libere intra Campaniam cum parentibus suis. Этими parentes, учитывая, что отец и дядя были мертвы, очевидно, являлись другие члены семьи, безвредные для политических планов Одоакра. Принимая во внимание испорченность текста, мне кажется невозможным отвергнуть предположение, что et creditor, как читается в Berolinensis, может быть в действительности неправильно понятым чтением банального вводного предложения, ut creditur. Если мы допускаем такую возможность, текст приобретает иной смысл: Ingrediens autem Ravennam deposuit Augustulum de regno cuius infantiae misertus concessit ei sanguinem, et quia pulcher erat, tamen donavit ut creditur sex milia solidos et misit eum intra Campaniam cum parentibus suis libere vivere[417][418].
407
Аnon. Vales. II 39–44, 11–12 Moreau:
408
«О котором мы упоминали выше, едва отстранив Августула от власти, стал королём…» (
410
411
«Вступив в Равенну, [Одоакр] низложил Августула с царства, но, сжалившись над его детским возрастом и потому, что тот был красив, сохранил ему жизнь, а также пожаловал ему доход в шесть тысяч солидов и отправил его в Кампанию вместе с его родственниками жить на свободе. Ведь его отец паннонец Орест, который в те времена, когда Аттила прибыл в Италию, присоединился к нему и стал его нотарием, после чего до того преуспел, что достиг достоинства патрициата» (
412
«Вступив в Равенну, он низложил Августула с царства, но, сжалившись над его детским возрастом и потому, что тот был красив, сохранил ему жизнь, однако подарил и кредитор шесть тысяч солидов и отправил его в Кампанию вместе с его родственниками жить на свободе» (
413
416
Очевидна нелогичность причины
417
«Вступив в Равенну, он низложил Августула с царства, но, сжалившись над его детским возрастом и потому, что был красив, сохранил ему жизнь, однако даровал, поскольку был должен, шесть тысяч солидов и отправил его в Кампанию вместе с его родственниками жить на свободе» (
418
Предложенное Кальдероне (Calderone, Alle origini della "fine", cit., 47–48) исправление дошедшего до нас чтения: «