Многими толкователями справедливо отмечалось, что Одоакр извлек пользу из сотрудничества с италийским правящим классом или, по крайней мере, с его достаточной частью. Выше упоминался Петр Марцеллин Феликс Либерий, типичный представитель эпохи, в которую способность к взаимодействию или, лучше сказать, приспособленчество, оказывалось достоинством, необходимым для того, чтобы выстоять и вновь принять или предложить собственный курс (или, пожалуй, только собственную личность) в совершенно разных политических контекстах. Либерий, как уже отмечалось, несмотря на то, что был верен Одоакру до самого его конца, не только спасся от погрома его сторонников, но и получил трудную задачу расселить воинов остроготской армии в италийском диоцезе. Весьма примечательно, что, воздавая ему похвалы, Теодерих ставит акцент именно на его последовательности, поскольку, по словам готского короля, он …qui sic Odovacris integerrimis parebat obsequiis … non ad nos vivissima[645] transfugae condicione migravit nec proprii domini finxit odium, ut alterius sibi procuraret affectum[646][647]. Несомненно, может оказаться рискованным полагаться на человека во всем, если только в нем не распознаются такие способности и такой опыт, чтобы использовать и, прежде всего, чтобы опосредованно рекламировать их для достижения определенной цели. Таковы, возможно, были виды Теодериха. С точки же зрения Либерия, возможно, возник вопрос, кто был лучшим защитником традиции: готовые к личной и коллективной катастрофе оппозиционеры или же сторонники посредничества и компромисса. Или, скорее, перед перспективой превосходной развязки (exitus) у него просто возобладала воля к выживанию, к тому же очень престижному, с занятием должности префекта претория Италии. Что остается бесспорным, так это то, что Либерий руководил сложной операцией по расселению остроготов в италийском диоцезе. Можно обоснованно предположить, что именно предыдущий опыт, уже накопленный в ходе организации во времена Одоакра сложной системы экспроприации земель и их последующего распределения варварским солдатам и, возможно, также беженцам Норика, сделал его если не незаменимым, то, по крайней мере, весьма полезным для урегулирования процесса, который для Теодериха, как и для любого варварского короля, должен был оказаться сложным и требующим не только знания административных механизмов, но и соответствующего опыта в этой области, технических навыков, практического умения, владея которыми, с помощью содержащихся в кадастровых регистрах данных, следовало приступить к измерению земельных участков, оценке их доходности и расчету соответствующей налоговой нагрузки.
Тем не менее, пример Либерия не уникален и может рассматриваться как образец, отражающий роль и функции сенаторской аристократии V века, реальной политической силы, которой, прежде всего в определенных затруднительных обстоятельствах, удалось оказать глубокое влияние на хаотичные и запутанные политические процессы клонящейся к закату Западной империи. В V веке неоднократно подтвердилась ведущая роль сената, не только как проводника политической линии, но и как единственного легитимного органа, способного оказывать эффективное влияние на обстановку, обусловленную решениями императорского двора, давлением генералиссимусов и варварского мира, и балансом, зачастую навязанным Восточной империей[648]. Следует, однако, помнить, что состав римского сената в этот отрезок столетия зеркально отражает политический кризис империи[649]. Известный закон, датируемый приблизительно 440 годом и предоставивший clarissimi и spectabiles право проживать где угодно[650] (с последующим освобождением от обременительной обязанности (munus) претуры[651]), был признанием нынешних максимально расходящихся патримониальных и политических интересов и, ратифицируя это признание, санкционировал почти полное устранение италийской или, скорее, римской сенаторской аристократии, способной влиять на политическую жизнь. Римский сенат начал становиться, как примерно через семьдесят лет записал Кассиодор, единой корпорацией, благодаря существующим между его членами родственным связям, чрезвычайно узкого состава[652], в которой семейные и брачные узы утверждали все более избирательную замкнутость, а право высказывать свое мнение (ius sententiae dicendae) было исключительной прерогативой illustres[653].
646
«…будучи столь непоколебимо предан Одоакру… не перешёл к нам как презреннейший перебежчик и не изображал ненависть к своему господину, чтобы обеспечить себе расположение другого» (
648
649
Если малочисленность (
653
Как сообщает глоссатор Ульпиана (D. 1, 9, 12, 1):