Мне кажется, что речь идет о ложной проблеме, по той простой причине, что дарение Одоакра никоим образом нельзя считать βασιλική, поскольку такое понимание является результатом правильной реконструкции его положения, анализа составляющих характеристик его власти и его местоположения в системе как римских, так и германских институтов.
Похоже, что Одоакр, как уже отмечалось, изменил политическое направление с 480 года, со смерти легитимного императора Запада Юлия Непота. Однако нет никаких признаков, позволяющих предположить, что для оправдания собственного институционального положения он просил нечто большее, чем презентальный патрициат. Поэтому то, что его дарение никоим образом не могло быть βασιλική, представляется очевидным по той причине, что он не был и никогда не мог быть удостоен титула basileus или imperator. Фактически его достоинство было королевским, однако не имело прецедентов, следовательно, возможного юридического оформления в администрации Западной империи, и могло быть выражено только посредством простой формы rex, как он сам определяет себя и как мы читаем в pagina regiae largitatis.
Интересен, кроме того, и другой аспект дарения. Следует задаться вопросом, был ли простой случайностью тот факт, что praedia, составлявшие предмет дарения комиту Пиерию, находились в Далмации и на Сицилии, двух особенных областях в политической истории Одоакра, имевших действительно своеобразное административное устройство. Уже длительное время обсуждается заключенное с Гейзерихом соглашение о приобретении Сицилии tributario iure. Также отмечалось, что Далмация была завоевана, когда, уничтожив убийц Непота, Одоакр regnum late proeliis et ferro extendit[826][827]. Любопытно, однако, что Одоакр не включил это новое территориальное приобретение в ressort[828] префектуры претория Италии, в соответствии с обычной административной практикой, но она, как и Сицилия, представляла собой своего рода личное владение короля, «частное» имущество, освобожденное от власти префекта претория. Как уже упоминалось, к Эрнсту Штейну восходит не получившая особого отражения или подкрепления гипотеза[829], согласно которой управление изъятыми из-под власти префекта претория Сицилией и Далмацией было поручено comes et vicedominus или vicarius regius.
Такое перекраивание административной географии по абсолютно новой и непривычной схеме должно быть включено, это очевидно, в более объемлющие процессы, имеющие отношение к определению власти, осуществляемой Одоакром после смерти легитимного императора Запада, поскольку отстранение illustres от управления землями, традиционно составлявшими оплот, в том числе экономический, того класса, к которому они принадлежали, имело четкое политическое значение. Возможно, конечно, что такой выбор был обусловлен военно-тактической необходимостью, но не выглядит маргинальным или случайным «типологическое» отличие от других территорий тех областей, которые были приобретены непосредственно Одоакром, как не кажется случайным и тот факт, что территории, составившие предмет дарения Пиерию, находились на землях, изначально не входивших в область τῶν Ἰταλῶν διοίκησις и лишь впоследствии и благодаря королю вновь обретенных Западом, чье административное устройство было преобразовано по отношению к предшествующим структурам.
Мы выяснили, что дарение Одоакра никоим образом не может быть определено как βασιλική. Но какую юридическую силу могло иметь дарение, осуществленное rex, чья легитимность не была признана? Какие последствия оно влекло? Было ли естественным, по умолчанию автоматическим его подтверждение преемником? Как оно «типологически» очерчивалось и какие гарантии имел бенефициар?
Известно, что дарения отличались неустойчивостью и весьма часто отменялись, о чем свидетельствуют многочисленные просьбы о подтверждении дара со стороны бенефициаров императорских имуществ, которые, как только происходила смена на троне, с целью получения гарантий сохранения в безопасности основания для владения имуществом, дарованным им щедростью предыдущего императора, обычно просили подтвердить основание дарения. Было принято, чтобы только что вступивший в должность император либо подтверждал, либо отменял дарения, сделанные его предшественником. Отсюда следует, что абсолютная уверенность владения «firmiter, in aeternum»[830] со стороны тех, кто был облагодетельствован императорскими дарениями, была, по сути, только надеждой, которая могла воплотиться лишь при определенном стечении обстоятельств[831], не в последнюю очередь при совпадении намерений нового императора с политической линией своего предшественника, поскольку многие случаи отмены дарений зависели от признания или непризнания легитимности актов предшественника. Необходимо, кроме того, добавить, что император не мог распоряжаться, раздавая в качестве собственных дарений, всей совокупностью имуществ, обладателем которых он являлся. Согласно определенному научному направлению, для проявления щедрости он мог обратиться к имуществам, относящимся к res privata, но был не вправе дарить недвижимость и собственность iuris patrimonialis, доходы с которых, служащие общественной пользе — например, для поставок продовольствия для Города и армии, — оказывались неотъемлемыми для надлежащего административного управления императорской казной. Следовательно, поскольку fundi patrimoniales или iuris patrimonialis[832], как уже отмечалось, гарантировали государству постоянный и надежный доход, они были, как правило, предоставлены в эмфитевзис[833], тогда как fundi rei privatae или iuris privati[834] могли становиться предметом дарения, продажи, срочной аренды, предоставления в ius perpetuum в виде salvo canone и dempto canone[835][836]. Такое различение между patrimonium и res privata составляет, как известно, один из наиболее спорных проблемных вопросов романистики, в дискуссии по которому, особенно в период с 1800 года и до первых десятилетий прошлого века, преобладали два основных направления в его толковании: первое, согласно которому patrimonium следует рассматривать как «Krongut»[837], в отличие от res privata, как комплекса личных имуществ императора[838], и диаметрально ему противоположное, в соответствии с которым в patrimonium следует видеть частное, личное имущество императора, а в res privata — неотъемлемое имущество короны[839]. Вопрос, отнюдь не приведенный к разрешению[840], еще больше усложняется часто отмечающей источники терминологической неоднозначностью[841]. Невозможно перечислить мириады выдвинутых по этому поводу гипотез и их опровержений[842]; тем не менее, обобщая то, что касается проблемы дарений со стороны императора, по общему мнению легитимными оказывались только те, при которых имущество происходило из его личного патримония.
831
CTh 10, 10, 6; 11, 20, 4 и 5; Nov. Theod. 2, 5, 3.
832
О тезисе, согласно которому в IV веке
833
См.
835
Налоговые режимы пожалованного патримониального имущества, при которых, соответственно, канон либо остаётся обязательным к уплате (
838
839
840
См. позицию
841
К возможности наметить разрешение этой проблемы скептически относится
842
Исчерпывающе о состоянии вопроса см.