Отсидев на мессе положенное для приличия время, мы пошли завтракать в ближайший трактир. Освещаемые лучами отвратительного утреннего солнца блестящие краники бочек так и манили поскорее принять ноль-пять или ноль-три пшеничного, и стать на весь день свободным. Справедливо говоря, не то, чтобы нас сильно смущало положение стрелок на висевших в углу круглых часах, но к нашему предпоследнему дню в прекрасной чешской столице мы реально на девяносто девять и девять процентов состояли из пива. Поэтому, для разнообразия, мы, не сговариваясь, заказали минеральную воду и чай, чем нисколько не удивили заспанного официанта, но зато, очень удивили друг друга. Приняв этот восхитительный утренний детокс и немного перекусив, мы двинулись в сторону знаменитого Гавельского (не буду здесь приводить как переиначивал это название мой муж) рынка. На рынке было абсолютно скучно и никакого экспириенса. Единственное, что мне понравилось – это как мы зашли в какую-то лавку со всяким бутафорским оружием и муж стал показывать мне всякие разные деревянные щиты, произнося при этом громко слово «щит!» Вряд ли он, конечно, в ту минуту задумывался о корреляции с английским shit (пер. с англ. «дерьмо»), но лицо продавца, услышавшего столь лестный отзыв о своей продукции, было бесценно. Еле сдерживая хохот, я распахнула дверь с вездесущим колокольчиком и вывалилась из лавки.
Собрав вещи и потупив некоторое время в телефонах, мы принялись думать о том, где нам провести наш последний вечер в Праге. В конце концов, мы решили пойти просто куда глаза глядят. К тому моменту, мы уже знали весь центр города как свои пять пальцев и потому, абсолютно не испытывали какого-то страха заблудиться или опоздать вернуться до закрытия общественного транспорта.
Мы неспешно брели в сторону Прага Два и обсуждали всякое разное. Почему-то, мне абсолютно не верилось, что мы уедем отсюда. Казалось даже глупым думать об этом, так всё было здорово. Словно в нашей общей, одной на двоих жизни, наконец, сошлись все паззлы и всё встало на свои места. Мы подошли к стенам Эммауского монастыря. Честно признаться, я никогда в жизни не видела такой странной храмовой архитектуры: крышу этого, довольно большого собора, венчали два перекрещивающихся изогнутых шпиля, уходящие в небо острыми пиками. Если честно, это до ужаса напоминало какие-то рога и от того, выглядело очень зловеще. Зачем-то, мы решили в такое позднее время зайти в открытые двери этой страшной церкви и встали в притворе. Сквозь стеклянные стены можно было рассмотреть очень странное зрелище: внутри церковь была абсолютно пустая, ни статуй, ни скамеек. В открытом алтаре, освещаемые лишь парою свечей, стояли друг напротив друга четверо седых, с длинными бородами, во всем чёрном, старцев с раскрытыми книгами. Прислушавшись, можно было услышать их приглушённые голоса, читающие что-то по своим древним книгам. Мы тихонечко, не привлекая внимания, развернулись и вышли из церкви.
Вы когда-нибудь замечали, как порою, ноги сами ведут вас к какому-то полюбившемуся месту? Так и мы, в свой последний вечер, сами того не замечая, вошли в крепость Вышеграда через Таборские ворота. В этот раз, её ночная тьма, будто старая знакомая, нас совсем не пугала, и даже наоборот, приветливо распахивая свои объятия безлюдных узких улочек, приглашала скорее пройтись внутрь, к тишине старого парка. Прямо напротив базилики Петра и Павла приветливо горело своими окошками кафе. Подумав было о том, что неплохо было бы и засесть за второй ужин, мы двинулись ко входу в заведение. За большой стеклянной дверью пожилой чех, в аккуратном костюме с белоснежной рубашкой, бережно протирал начисто вымытые стаканы для сока. Мой муж обернулся ко мне: «Что там надо спросить?»
«Просто спроси у него, kitchen is work? (пер. с англ. «кухня работает?») Потому что, если кухня у них уже закрыта, они максимум нам стопку Бехеровки могут предложить» – ответила я.
Что произошло дальше, я не знаю. Просто не знаю.
Мой муж, немного так приосанившись, поднялся по ступенькам ресторана и постучал в стеклянную дверь. Пожилой чех обернулся, подошёл к двери и открыв её, очень вежливо спросил «Can I help you?» (пер. с англ. «могу ли я вам помочь?»)
Глядя на него, прямо ему в глаза, абсолютно незамутнённым взглядом, мой муж ответил ему: «chicken is work?..» (пер. с англ. «курица работает?»)
Конечно же, ни одна курица в столь поздний час работать не хотела. Решив, что голодным долгие прогулки противопоказаны, мы пошли к боковому спуску с каменной лестницей, ведущему к набережной Влтавы. На одном из лестничных пролётов я наклонилась, чтобы поправить не вовремя сползший носок. Выпрямившись обратно я посмотрела вдаль и замерла: с этого маленького, незаметного кусочка узкой лестницы открывался потрясающий вид на бушующие тёмные воды Влтавы, на высокие шпили Градчан на том берегу, на светящуюся в гуще лесов на холме башню обсерватории, на крошечные огоньки дорожки фуникулёра, на башню телецентра… Отсюда вся Прага была как на ладони. Я смотрела на неё, вцепившись в ледяной металлический поручень с облезшей краской, и не могла оторвать взгляд. Никогда и нигде ничего прекраснее этого города я не видела.