Через какое-то время, избежав соблазна красочных вывесок пивоварни Страговского монастыря, оставшегося по правую сторону выхода из парка, мы вновь вышли в Градчаны, один из центральных районов Праги. Там мы решили зайти в одну из местных католических лавочек со всякой утварью, так как обычные пражские сувениры в виде магнитиков и пресловутых брелоков казались нам банальными и не очень интересными. Звякнул маленький колокольчик на двери, запахло чем-то сладким, вроде ладана, но не таким приторным. Приятно скрипели под ногами некрашеные доски пола. Я обошла пару стендов с открытками, карусель с кучей висящих разноцветных чёток и встала перед большой витриной со множеством разодетых кукол. Все они изображали одного и того же мальчика в папской тиаре с регалиями в руках. Мне показалось это ужасно странным. Рядом лежала маленькая брошюрка, бегло прочитав которую, можно было узнать, что это – так называемый «пражский малыш Иисус» – настоящая кукла, которая висит в каком-то соборе и кукла эта (не нужно завидовать) имеет приличный гардероб на несколько сотен костюмов. Одного взгляда на дешевые китайские реплики в синтетических кружевах было достаточно, чтобы понять, что идеология великого чешского реформатора Яна Гуса о несотворении себе кумира здесь явно не прижилась. Ослеплённая блеском жёлтого пластмассового золота, я, не приглядываясь, выбрала простую однотонную фарфоровую фигурку Девы Марии, удовлетворив тем самым все свои религиозные потребности. Расплатившись картой, мы – я, мой муж и фарфоровая Мария, покинули магазин. Мы – пешком по мощеным улочкам, Мария – бережно завернутая в тонкую хрустящую бумагу и уложенная в маленькую розовую коробочку.
В животе кто-то угрюмо и протяжно заворчал, намекая о том, что после таких походов неплохо было бы и поесть, а лучше даже, поесть и поспать. В поисках уютного и немноголюдного места для обеда, мы перешли через мост обратно, на сторону Староместской площади. Немного поплутав, мы приметили в одном из ближайших к набережной домов небольшой ресторанчик, по виду, вполне подходящий для нашей цели утолить свой голод чем-то горячим и традиционно-чешским. Над входом висела круглая вывеска с гарцующим козлом, под ней шла соответствующая надпись «Kozlovna Apropos». «Вот! Козловна – это точно про тебя, сюда пойдем» – засмеялся муж и потянул на себя тяжелую кованную дверь. «Еще хоть минута этого адского голода и ты точно узнаешь, какая я козловна» – буркнула я и шагнула следом за ним в уютный полумрак заведения с интерьером в стиле лофт. Внутри было действительно немноголюдно, так что, мы вполне вольготно разместились за большим квадратным столом на четверых, покидав свою верхнюю одежду на изящные венские стулья. Спустя минут двадцать, очаровательная и прекрасно говорящая по-русски официантка, принесла нам заказанные блюда, из которых мне предназначалась большая круглая буханка хлеба со срезанной верхушкой. Внутри буханки, вместо мякиша, был налит ароматный суп, приправленный свежий зеленью. Взяв в руки ложку, я гипнотизировала суп взглядом и думала, насколько тупо будет есть суп из хлеба с хлебом. Успокоив себя тем, что меня здесь ну точно никто не знает, я вооружилась приличным ломтём ржаного и вычерпала суп почти до дырок в стенках хлебной тарелки. Было мало, грустно и хотелось непременно раздербанить и съесть эту плошку. Но такое было явно уже слишком, даже для такой козловны, как я. С чувством незавершённости момента, мы устало поплелись в нашу квартирку, где в миг радостно съели все запасы чудесных польских сосисок, запивая их не менее чудесным нефильтрованным из ближайшего Теско. Казалось, жизнь потихоньку налаживалась.
***
Под огромными, сложенными из песчаника, сводами стариной синагоги висела непроглядная тьма. Притаившись за одной из колонн, я пыталась уловить хоть глоток свежего воздуха. Было невыносимо душно, по центру, вокруг высокого каменного постамента, стояли четыре больших кованых канделябра. Жар от их свечей, казалось, распространялся в каждый угол помещения, при этом, света они давали крайне мало. Внезапно, скрипнула скрывавшаяся прежде во мраке боковая дверь и из нее вышел пожилой мужчина. Приподняв широкополую черную шляпу, он поправил выбивающиеся из под неё вьющиеся седые волосы и тут же водрузил её обратно на свою голову. Под мышкой он держал какую-то увесистую и потрёпанную книгу. Пройдя к центру синагоги, старец раскрыл, держа на весу, свой фолиант, и, немного его полистав, положил на край постамента. На нём лежало что-то ещё, большое и вытянутое, но что именно, мне было издалека не очень понятно. Внезапно, тишину полумрака прорезал громкий шёпот, разносящийся эхом под осыпающиеся готические своды здания. Старик читал на каком-то языке, что-то вроде идиша, водя тонким пальцем с острым ногтем по старинной книге. Казалось, от этого звука тьма начала становиться гуще, еще немного, и её можно было не только видеть, но и трогать рукой. Вдыхаемый воздух становился раскалённым. И тут, нечто, лежащее на постаменте, вдруг, дёрнулось и протянуло свою странно изогнутую руку к одеянию раввина и, словно пытаясь ухватиться за складки грубой черной материи, провела по ней кончиками непропорциональных, грубых пальцев, оставляя на ткани грязно-бурые, словно от мокрой глины, следы. В ужасе, я отшатнулась назад и в этот момент, увидела как старец обернулся на производимый мною шум. Он смотрел прямо в мои глаза. Я начала задыхаться, в панике вцепившись в край потемневшей деревянной скамьи. Мгла начала опускаться ниже, поглощая меня.